Кто дал тебе имя богини, красавица муза?

Кто дал тебе имя богини, красавица муза?

Руины города Ктесифон. 1928 год

Солнце было уже не в зените.

Оно медленно скатывалось с небосвода и его лучи теперь просачивались сквозь красивые руины белого дворца в городе Ктесифон.

Это теперь от него остались величественные развалины с неподражаемой аркой Хосрова и он пребывал в одиночестве, а когда-то это была столица великого Парфянского царства.

По вечерам тут было пустынно, если сюда и приезжают туристы, то только днём, а когда на город наступают сумерки он остаётся наедине с собой и тысячи духов, которые тут когда-то проживали свои жизни полные всех радостей и горестей, что могут только сопровождать в мире каждого человека.

— Интересно! А какими они были? — Внезапно раздался звонкий голос незнакомки, да так, что её эхо пролетело сквозь стоящие тут стены и колонны.

Молодая женщина лет тридцати в зелёном костюме, скорее подходящим для охоты на дикого зверя и в огромной широкополой шляпе подняла голову к верху, смешно прищурившись, разглядывая дворец или вернее всё, что от него осталось.

Её можно было скорее назвать непрошенной гостей, чем незнакомкой.

Худенькая, высокая и с рыжими вьющимися длинными волосами, что выбивались из-под огромной шляпы.

— Ты о ком? – Послышался ещё один голос, правда уже мужской.

Нет. Вот какая непочтительность по отношению к этому месту!

Они явно неместные!

Что тут забыли два иностранца?

Молодой человек улыбнулся приближающейся женщине, на которой одежды охотника и вправленные штаны в высокие сапоги выглядели, мягко говоря, комично.

Вся одежда была на ней уж очень велика.

Другое дело на нём.

Мужчина лет сорока с прекрасным телосложением выглядел в таком же стиле облечения, но уж точно не как охотник, а военный.

— Ну вот те, кто жили во дворце! Представляешь сколько там были интриг, политических заговоров, уловок, женской ревности…у царя было много жён.

Она задумалась и на её прекрасном личике промелькнула тень какой-то грусти.

Мужчина тут же угадал её настрой.

— Они не могли себе позволить того, что можем позволить мы, дорогая Флоранс. Им приходилось мириться с множеством соперниц, убирать их с дороги, плести против них интриги, это была не жизнь, а ад. – В его голосе почему-то звучало такое безразличие, что его прекрасная спутница заметно вздрогнула.

— Жистен. А чем тогда наша жизнь рай? Мы вынуждены скрываться не только от всей Франции, но и от всего мира. Именно поэтому ты наврал своей титулованной жене невообразимую сказку, а я бросила свой университет, сославшись на придуманную болезнь, чтобы две недели провести в Богом забытом месте. И нигде ни будь, а в Иране. Даже не в каком–то комфортабельном отеле, а среди руин, которым даже не понятно сколько тысяч лет. А мой муж? Промышленник, известный человек не только во всей Франции, но и далеко за её пределами. Поверил ли он мне, что я одна из пассажирок лайнера по Средиземному морю? Неужели ты полагаешь, что наши жизни заслуживают на то, чтобы сказать, что нам намного проще, нежели тем, кто сражался за достойное место под этими уже несуществующими сводами? Как бы не так! Мы такие же, как они. Ходим по лезвии ножа, безмерно врём, а у самих трясутся поджилки, а вдруг нас раскроют…

Жистен отвёл глаза в сторону.

— Ты полагаешь, что у нас нет выхода.

— Есть, но мы не примем это решение. Мы тихо будем страдать, проливать горькие слёзы тайком, но не сможем переступить через разводы, скандалы, не позволим пошатнуться устоям, на которых прочно уже обосновались. Нам будет ни к чему общественная огласка, потеря полезных связей, и все прочие ненавистные нормы, которым мы вынуждены следовать, чтобы соответствовать той прослойке общества, к которым принадлежим. Вот и всё. – Флоранс Монморанси просто села на камень и обняв колени руками спрятала в них своё лицо. Она не любила показывать слёзы своему возлюбленному. Никогда не позволяла себе плакать, когда её кто-то мог видеть.

Жистен хранил завидное спокойствие. Странно, что он в этот момент не выдавал никаких эмоций.

— Значит я оказался сильнее тебя, потому, что перед отъездом встретился с моим адвокатом и передал ему документы о разводе. Я больше не могу и не хочу быть заложником статусов, помпезных приёмов, как и не желаю рядом видеть больше Амалию, которой вот уже пятнадцать лет искривляю лицо в милой улыбке на всевозможных приёмах, изображая из себя заботливого и счастливого мужа.

Мужчина подошёл к женщине, спрятавшей лицо на своих коленях, подобно страусу, учуявшему опасность и положил ей руку на плечо.

— Я приехал сюда не для того, чтобы скрыться, а чтобы начать жизнь за ново, с тобой. Поэтому мы счастливее тех, кто однажды обитал под этими царственными сводами, потому что у нас есть право жить так, как мы хотим.

Флоранс подняла голову и посмотрела на него глазами, в котором читалось одно изумление.

— Мы можем прожить остаток своей жизни вместе впредь ни от кого не пряча наши чувства.

— Ты хочешь, чтобы я бросила вызов одному из влиятельных людей Европы? Мне легче исчезнуть среди этих разваливающихся дворцов нежели оставить на столе моего мужа документы о разводе. Я согласна провести жизнь рядом с тобой здесь, забыв дорогу домой, но не бросить тень позора на человека, у которого неограниченные возможности и слишком большие руки, чтобы сотворить невозможное.

Жистен крепко обнял свою возлюбленную и томно закрыл глаза.

В душе он понимал, что она права, однако внезапно Флоранс вздрогнула и тут же ослабла в его сильных руках.

Мужчина тут же подхватил её на руки, и со страху оглянулся. Она была бесчувственная и уже бездыханная.

Он тут же положил женщину на землю и стал её оглядывать, не понимая, что с ней произошло, пока не увидел маленькую ранку в боку – в неё кто-то выстрелил.

И вскоре стало понятно кто это был – принц Керим племянник иранского царя Реза Пехлеви.

Он подъехал на своём открытом красном амилькаре почти к самому Жистену и выйдя из машины демонстративно забросил винтовку на плечо с ужасающим безразличием бросив взгляд на лежащую рыжеволосую молодую женщину, опустившую веки.

Жистен тут же подорвался с корточек и подбежав к принцу со всей силы ударил его кулаком по лицу.

Керим каким-то чудным образом удержался на ногах, вытер кровь от побитой губы и даже сделал попытку улыбнутся.

— Ты прав. Я лишил тебя любви всей твоей жизни дружище, но теперь у тебя уже нет причины совершать необдуманные поступки, как и нет нужды продолжать бракоразводный процесс, а твоя жена не против, если ты будешь тихонько в уголочке оплакивать свою Флоранс. Плачь, но продолжай криво улыбаться ещё пятнадцать лет Амалии. Кто против? – Пожал плечами ехидно он.

— А ты меня спросил хочу ли я быть с Амалией? Я хотел попросить убежища во дворце твоего дяди и провести хоть немного времени с Флоранс. А теперь мне нужно только одно. – И Жистен направил дуло ружья себе в грудь.

— Можешь выстрелить в меня тоже и похорони нас где-нибудь. Ради неё я готов был стать даже нищим, а теперь ради неё не хочу задержаться на этой земле ещё хотя бы на час. Давай. Стреляй.

Принц отвёл винтовку от «друга» и как-то бесшабашно бросил.

— Не дури. Я спас тебе репутацию, твоё имя….

— А чего ты так печёшься о моём имени? Что тебе с того что было бы со мной? Испарился бы я из высшего общества или нет? Какое было твоё дело до наших отношений? — Вскричал Жистен схватив принца за шиворот.

Неожиданно молодого человека осенило:

— Какой же я глупец! Ну конечно, этого не могло бы произойти без длинных рук мужа Флоранс! Что он тебе дал, что ты так легко лишил жизни человека и разрушил мою жизнь?

— Я скажу тебе правду после того, как мы уедем отсюда. Мне известно одно красивое место. Будучи ребёнком, я как-то наткнулся на него, прячась от других детей. Это заброшенная гробница одной никому неизвестной царицы. Вот там ты и останешься вместе с Флоранс.

Не сказав ни слова Жистен подхватил на руки любимую, и они сев в машину поехали по одинокой дороге.

Автомобиль мчал довольно быстро, оставляя за собой просто столб пыли.

Молодой человек бросил какой-то безразличный взгляд на своего спутника, ведущего амилькар.

Его выражение лица не выдавало никакого сожаления, подобно ничего и не произошло, и на заднем сидении на покоилась голова бездыханной Флоранс на коленях её возлюбленного……

Жистен потерял счёт времени.

Он не мог точно сказать сколько они так ехали, а когда машина оказалась между какими-то опять древними руинами – молодой человек грустно улыбнулся месту — тут они с его Флоранс обретут последнее пристанище.

— Ну вот мы и приехали. – С непонятным весельем осведомил «друга» принц. – Прошу. Тут не далеко.

Это были руины явно какого-то дворца, стены которого ещё покрывали каменные, витиеватые узоры, однажды выполненные искусными мастерами с помощью самых примитивных инструментов.

Жистен подхватил на руки женщину и понёс её в след за принцем, который тут же стал быстро продвигаться по широким коридорам.

Далеко идти не пришлось.

Они вскоре оказались на огромной площадке, ещё залитой солнцем, пол которой повторял такие же великолепные узоры какие однажды мастера оставили на стенах.

— Тронный зал, однако до сих пор никто не знает какому царю он принадлежал. Сведений не сохранилось. Складывается впечатление, что возник он сам по себе.

Керим расставил руки и залюбовался покинутым и полуразрушенным дворцом опять при этом забросив мечтательно голову назад.

— Похоже убийство человека для тебя представляется чем-то обычным Керим, тем более что сейчас ты сделаешь это опять. Тебе так легко спускать курок на живую особь? — Жистен не верил своим глазам, во что за год превратился его близкий «друг».

Принц посмотрел на него в упор.

— Ты должен видеть это место, что какой-то сумасшедший архитектор выбрал для моей незнакомки, которой не пойми сколько уже лет. – Принц явно был не в себе, так как совершенно оставался безразличен, что только что стал причиной гибели женщины, с которой у него не было никаких личных счётов.

Этот худой и невысокий человек, в дорогом парадном костюме с совершенно уже седыми волосами тут же подошёл к каменному трону, стоящему у стены и повернув голову к Жистену воскликнул:

— Видишь место царя? Только лишь, когда ты сядешь на его трон и посмотришь с высока вниз ты увидишь, что каждый раз твои ноги становятся на какую-то надпись. Год назад я сделал слепок с написанного и показал нашему другу семьи, профессору античной истории – оказалось, что это имя и имя женское. Никто не знает чья это была воля ступать на названье моей незнакомки и чем она так провинилась, либо же нарочно царь, который занял её трон хотел унизить её…этого нам уже не узнать, однако то, что мне удалось обнаружить…- Принц подошёл к плите, на которой было написано имя властительницы и стал изрядно шаркать ногами, подобно вытирая подошвы своей обуви перед входом…

— Вот только представь это! Новоиспечённый царь пытается осквернить имя царицы, он вытирает свои сандалии перед троном, на котором выбито имя ….

Неожиданно каменное строение накренилось назад, а расступившаяся на две стороны стена открыла взору скрытую от людских глаз залу…трон тут же рухнул на землю, превратившись в ступени, ведущие к золотой скульптуре, сидящей на возвышении властной женщины.

Скульптура

— Именно царь, который осмелился осквернить её имя, долго не мог бы восседать и катился бы кубарем вниз и оказывался у ног хитрой правительницы.

Жистен с изумлением смотрел на своего друга, глаза которого горели лихорадочным огнём.

— Мы можем туда войти. Там полно золотых предметов царицы. Это достойное место для Флоранс и тебя.

Жистен не верил всему, что происходило. Он с болью прислонился щекой к голове своей возлюбленной и пошёл в тайник неизвестной никому женщины.

Они спустились вниз – Керим и в правду был хорошо осведомлён что находилось в тайнике.

Просторная зала и в правду изобиловала золотыми предметами – вазами, большими креслами и столами, огромной колесницей, драгоценностями, просто оставленными в больших блюдах, и самой статуей, важно восседающей на троне, только вот убранство её, как и образ напоминали сидящую не как персидскую властительницу, а римлянку в простом открытом платье, которая даже после своей смерти могла заставить проявившего к ней неуважение рухнуть к её ногам.

Жистен осторожно положил свою возлюбленную на каменный стол, предварительно небрежно сбросив с него всю золотую посуду, которая покатилась по залу с ужасным грохотом.

— Ещё одна особенность этой залы – здесь не нужен свет. Его источник неизвестен, однако в личных покоях царицы всегда светло. Тебе на самом деле не интересно как мне удалось всё это отыскать? Вероятно, тебе интереснее было бы узнать во сколько обошлось супругу твоей возлюбленной уговорить меня сделать это? В довольно баснословную сумму – он погасил мои долговые обязательства за три года, которые возникли в следствии с моим пристрастием к азартным играм. Вчера мне вернули последнюю долговую расписку и запретили когда-либо садиться за игровой стол, так как мой спаситель откровенно ужаснулся проигранной сумме.

Жистен закрыл лицо руками, превозмогая нахлынувшую в мгновенье ока злость.

Он опустился на колени перед столом, на котором лежала Флоранс, убрал с её лица рыжие локоны и нежно коснувшись губами её лба, как-то бесстрастно проронил:

— Теперь можешь выстрелить ещё раз, а после того отчитаться перед Полем де Монморанси за погашенные долги. Он будет даже рад, что ты перевыполнил порученное, убив и меня…

В покоях царицы раздалось внезапно два выстрела.

Греция. Салоники. 

1970 год.

Греция

Молодой человек заметно нервничал, так как остановленное такси из-за возникших невзначай пробок было не в состоянии продвинуться хотя бы на метр вперёд.

К месту назначения было совсем немного, а к предстоящей встречи оставалось десять минут.

— Боюсь эта задержка на долго. – Тяжело вздохнул пожилой водитель, вытирая рукой мокрое от жары лицо.

— Я не могу ждать ни минуты более! – Нетерпение молодого человека тут же заставило его бросить на переднее сиденье плату за проезд и пулей выскочить из автомобиля.

Он перекинул через плечо сумку и что было духу побежал к условленному кафе под грозным названием «Минотавр»

К удивлению, даже самого себя он прибыл на место на две минуты раньше, и стал тут же искать кого-то глазами, тяжело дыша и вытирая рукой мокрое от пота чело.

— И вот кто она из всех этих прохлаждающихся под зонтиками? – Зло буркнул он, оставаясь сам под палящим солнцем.

Неожиданно одна из молодых женщин в голубом платье слегка кивнула ему головой и жестом показала присесть рядом с ней за столик.

— А это ещё что за птица высокого полёта? Слава Богу что наш разговор будет недолгим, а после пусть улетает откуда и прилетела. Тоже мне аристократка. Ну ты посмотри на неё? Она снизошла до милости пригласить присесть рядом с ней. Снобы… – Это всё молодой человек проговорил про себя, быстро подойдя к месту, где молодая девушка обосновалась и тут же машинально подал руку для приветствия.

— Здравствуйте. Я Ставро. А вы по всей видимости Беренис – приносящая победы.

Прекрасная молодая особа с каштановыми волосами и пронзительными карими глазами с неохотой подала руку молодому человеку, который стоял над ней в мокрой футболке и каких-то мятых шортах.

— Похвально, вы даже потрудились узнать, что в имени моём. – Она пыталась всячески скрыть свою надменность, но у неё плохо получалось играть роль дружелюбного человека.

— Я боялся не успеть, так как такси попало в пробку, пришлось применить в ход только свои ноги. – Ставро уселся на против, отбросив длинную чёлку со лба и тут же полез в сумку. Достал оттуда пожелтевший конверт, на котором не было ничего написано и извлёкши из него лист бумаги положил его перед своей собеседницей. – Вот это короткое письмо, в котором кто-то приносит извинения за свои деяния.

Беренис взяла в руки листок и осторожно развернула его.

— Нигде не указано, когда это было написано и кем, всего лишь некто повествует об ужасном преступлении, и то не говорит о каком именно и почему-то просит прощения у Жистена де Даммартена. Краткость — сестра таланта. А это не кто иной, как мой прадед, о котором говорить в нашей семье было строго воспрещено. Более того до сих пор никто не знает, что с ним произошло на самом деле. По скупым фразам моего деда он просто исчез. Уехал однажды в неизвестном направлении и больше о нём никогда, и никто не слышал. Откуда у вас это письмо?

— Если я скажу, что приобрёл его на блошином рынке вместе с коллекцией открыток вы в это поверите? Я не знаю, как оно попало среди старых и пахнущих плесенью поздравительных. Если бы не имя вашего прадеда, то я бы не придал этому значения, а просто выбросил бы его. Фамилия мне показалась интересной, и я решил выяснить кто же такие на самом деле Даммартены. Когда же я узнал, что это французские аристократы, то я решил сделать небольшой репортаж о находке в нашем журнале. Откуда же я мог знать, что это заставит вас сорваться с места и примчаться в Грецию, чтобы лично увидеть письмо?

— Перед прибытием сюда у меня было больше надежды узнать что-то значительное о нём. Увы, его исчезновение так и останется навсегда неразгаданной тайной, или же… – Неожиданно девушка внимательно посмотрела на конверт и тут же повернула его и показала перед самым носом Ставро.

— Что вы видите на конверте?

— Это иранский царский символ, только что он делает на конверте?

— Вот именно. Это может стать маленькой нашей зацепкой.

— Вы полагаете ваш прадед мог иметь к этому какое-то отношение?

— Кроме нас самих нам этого не скажет никто. Сегодня же мы летим в Иран. – Решительно произнесла Беренис и положила конверт тут же себе в сумку.

— Мы? Простите, я к этому имею какое отношение? — Тут же запротестовал Ставро.

— От вас ваш пыльный офис в маленькой редакции никуда не денется, а вы возможно станете свидетелем большой сенсации. Решение за вами.

Величественная римская империя.

Рим. 20 год до н.э. Дворец на холме «Палатин»

 Дворец на холме «Палатин»

В музыкальном салоне стояло подозрительное затишье.

Ни один инструмент не издавал сегодня и звука.

И это при такой страстной любви императора к музыке?

Кто бы мог подумать, что, хотя бы один день Октавиан Август мог обходиться без своих подданных, перебирающих струны.

Однако это было именно так.

Вместо пятёрки музыкантов в салоне находился господин дворца, сам император и задумчиво смотрел на мозаику, выставленную чуть ли не по середине салона на деревянной подставке, что доставили по его приказу.

Это была не простая вещь, её привезли из парфянского царства и называли «живой».

Почему «живой»?

Да потому, что тот, кто «оживит» её будет считаться одним из самых умных, а таких вот уже более ста лет пока не нашлось.

Не разгадать эту загадку Август не мог.

Ему было с виду лет чуть больше сорока, высокий, плотный, с красивыми чертами лица, выразительными глазами, которые он всё время прищуривает. Коротко остриженные волосы уже совершенно посеребрила седина.

Это и не удивительно.

Только самым приближённым хорошо ведомо сколько часов в день ему приходиться спать, а теперь на его лице читается какая-то печаль, о которой догадывается его секретарь, вольноотпущенник двадцати пятилетний иудей Корнелий.

Он, как и его господин пытаются разгадать тайну какого-то умудрённого мастера, однако видно, что император сегодня не внимателен.

Его что-то беспокоит и не даёт сосредоточиться.

Девушка, причёска

Оба смотрят на большие размеры картину из тысячи кусочков и не могут понять в чём же её секрет.

Это всё посол из Парфии, пятидесятилетний кузен царя с именем Ашрот, хитро улыбаясь с поклонами вручил Августу подарок царя Фраата со словами:

— В этой картине скрыто будущее Парфии, до селе никто не мог разгадать что же хотел сказать мудрый старец. Мой царь передал мозаику тебе Август в дар со словами, что будущее царства пусть остаётся в твоих руках.

Император только приподнял удивлённо бровь и снисходительно улыбнулся.

Парфянский царь предоставил ему то, чего разгадать ему не было под силу самому, пусть глупым выглядит римский император, кому он торжественно вручил неведомое будущее своей империи.

Безусловно в противника была причина насмехаться над Римом, так как никто до селе не смог победить их.

53 год до н.э. битва при Каррах и полный разгром Марка Лициния Красса парфянами. Последнего уже павшего на поле боя приволокли к парфянскому генералу Сурена и тот приказал влить в горло римлянину расплавленное золото.

С тех пор попытки Рима как-то уязвить соперника носило скорее комический характер, нежели настоящее противостояние сильному противнику. Однако несмотря на это ни одна ни другая сторона не прекращала дипломатические переговоры, приёмы послов и внедрение в обе сильные империи шпионов.

Август чувствовал себя не очень хорошо.

Он смотрел на подарок посла и время от времени закрывал глаза хватаясь кончиками пальцев за переносицу.

Корнелий оставался стоять в стороне, не имея права заговорить с господином.

На картине изображён дворец, окружённый пальмами, цветами и водой.

В саду прогуливается царь, его жёны, дети и другая знать.

— Парфянский царь поторопился праздновать победу, заранее возведя великий Рим на место проигравших. – Внезапно голос молоденькой девушки заставил вздрогнуть как императора, так и его секретаря.

Ей было девятнадцать. Красивая, юная очень хрупкая на вид, вот только её пронзительный взгляд – большие глаза, в которых можно утонуть, и вот это лицо, говорящее, что перед тобой отнюдь не наивная девочка, она другая……

Незнакомка не скромно одета – волосы собраны в большой хвост и закреплены на затылке, завитые в множество локонов. А одежда, а дорогие украшения.

Кто она?

Знатная патрицианка?

— На эту мозаику лучше всего посмотреть из дали. – Её тон не терпит возражения.

Октавиан Август и его секретарь повинуются.

Они подошли к девушке и внимательно посмотрели на необычный подарок царя Фраата снова.

— И что? – Пытливый взгляд императора просто пронзил её на сквозь.

Она резко подняла вверх указательный палец, жестом показывая подождать и подходит к мозаике.

Внезапно касается изображения осколка стрелы, который застрял острием в траве – стрела поддаётся быть вытащенной и её можно подвинуть в право, как бы мысленно направляя на царскую семью…

А потом произошло нечто невиданное – камешки мозаики стали смещаться подобно рассыпающемуся песку — привычная картина превращалась в полный хаос, исчезали изображения дворца, а потом на их месте внезапно стали вырастать пальмы.

Вскоре дворец стал появляться снова, только уже другой, он становился ещё краше, только больше не возникало возле него ни царя, ни его сопровождающих.

Жизнь продолжалась, но без ныне действующих персонажей. Что это?

– Этот парфянский мастер был гением и пророком в одном лице, только не мог заявить о том, что видел открыто. Иначе больше его никогда бы не посетили никакие ведения из-за отсутствия головы на плечах. – Парировал император.

— Так царь Фраат вручил судьбу царства в руки Рима? Если бы он увидел то, что случилось с его подарком – он бы тысячи раз в этом раскаялся. – Раздался внезапно осмелевший голос, до этого мига, молчаливого секретаря.

— Кому суждено быть осколком стрелы и почему именно им, а не целой стрелой? — Задумалась девушка. – Это как бы противостоять не целым войском, а из-под тешка, подобно шпиону.

Император заметно вздрогнул и с изумлением посмотрел на гостью:

— Ты то, что случается в жизни каждого мужчины всего лишь раз! — Внезапно он почувствовал, как ему недостаёт дыхания и закрыл руками лицо.

Она посмотрела внимательно на секретаря и тот почему-то отвёл глаза в сторону.

В душе красавицы затаился какой-то непонятный страх.

— Я подарил тебе свободу и возвысил до положения патрицианки, дал всё, о чём может только мечтать любая женщина, в которую влюбился император.

Неожиданно он подошёл к низкому столику и взяв с него массивное золотое колье тут же обвил его вокруг красивой шее девушки.

— Оно не достойно тебя, но всё же пусть красуется на твоей груди.

Гостья с изумлением посмотрела на императора:

— Когда ты принял решение пожертвовать мной? — В её голосе была сталь.

— Ты то, что случается в жизни мужчины только раз. – Повторил он снова.

— Когда император щедро одаривает, получивший должен расплатиться за его великодушие ценой жизни. Даже если его любовь велика – он никогда не поставит её выше империи. Ничего не говори, кроме того, что я хочу знать кому я отныне буду принадлежать и когда покину твой дворец.

Август не узнавал голоса своей возлюбленной.

— Я отдаю моему врагу самое дорогое, что у меня есть. – Почему сегодня голос самодержца подводил его?

— Ты так ненавидишь врага, что не остановишься ни перед чем только бы уязвить его самолюбие? И я гожусь на роль той самой, перед которой он не устоит?

— Даже если я владею всем миром увы не властен над собой. Никто кроме тебя не сможет покорить сердце Фраата. Он будет пленён тобой, как и я и бросит мир к твоим ногам, что принадлежит ему. И если моё сердце сейчас разрывается на тысячи кусков – я не могу поступить иначе.

— Значит ты был пленён недостаточно, если, владея миром всё же способен так просто отдать меня своему врагу, с которым я буду вынуждена делить его ложе.

Девушка томно закрыла глаза превозмогая нахлынувшие на неё чувства и внезапно холодно произнесла:

— Ты снова обратишь меня в рабыню и отправишь в качестве подарка, или же я поеду как знатная римлянка и стану принимать ухаживания этого неотёсанного дикаря?

Октавиан-Август заметно вздрогнул. Чего — чего, а к такому вопросу он явно был не готов.

— Я обещаю сделать так, как ты пожелаешь. – Император уже не смотрел ей в глаза, так как понимал, ещё один взгляд на девушку, и он изменит своё решение.

— Я буду в числе свиты легата Тиберия, когда он отправиться в Парфию. Именно в качестве сестры его произойдёт моя встреча с царём на официальном приёме.

Император снова вздрогнул и тут же повернувшись остановил на возлюбленной какой-то странный взгляд, потом перевёл его на секретаря, тот как всегда опустил глаза.

— Ты заставляешь меня пожалеть всё большое и больше, что я хочу сделать тебя женой врага! Это что-то невыносимо! Почему ты такая? Почему ты способна мыслить так как не может этого сделать мужчина? Ведь твоё желание гениально и в этом вся ты! Кто ты, дитя, присланное мне однажды в дар, и написавшее на хорошем латинском письмо, чтобы я научил тебя играть в шахматы!

— Больше ничего не имеет значения Октавиан. Ты выбрал не меня рядом с собой, а империю, которая могла и так обойтись без того, чтобы приносить меня в жертву.

На этом слове девушка повернулась и без оглядки важно покинула музыкальный салон, а вскоре и дворец императора.

Паланкин долго нёс её по римским улочками, пока они не очутились перед воротами одной красивой виллы, что тут же распахнула свои «объятия» для дорогой хозяйки.

Она достаточно выплакала слёз, уткнув лицо в мятую ткань своей накидки, чтобы её не услышали извне рабы.

Закрытые занавески не выдавали её сгорбившегося тела, которое содрогалось в рыданиях.

Она должна стать сильнее, чтобы достойно уйти с арены возлюбленной Октавиана Августа и отправиться в край, что для неё чужой, но в котором она будет жить и возможно полюбит его.

Девушка уже утёрла щёки, чтобы предательские слёзы не остались на глазах и с каменным лицом предстала перед управляющим, который поднял плотную занавеску паланкина и подал руку, чтобы хозяйка смогла выбраться наружу.

— Ты задержалась Эстела. Мы ожидали тебя к ужину. – Уже немолодой человек с лицом, на котором никогда невозможно было прочитать никаких эмоций так и не отпустил её пальцев, подобно боялся, что она сейчас не должна переступать порог виллы, два года назад подаренной ей императором.

— Я не голодна. Прикажи приготовить мне горячую воду, а Лицыния пусть согреет молока. – Проронила она сухо.

— Ты должна будешь отужинать, госпожа. У нас гость и ему есть что тебе сказать. Это легат Тиберий, с которым ты отправишься в Парфию, как его сестра.

Эстела с изумлением посмотрела на своего управляющего.

Такого услышать она точно не ожидала.

— Ты говорил с императором? – Девушке с трудом удавалось сохранять самообладание.

— Император не удостоил меня чести поговорить со мной лично. Он передал мне указания письменно, однако сделал и это не собственной рукой, а через секретаря. – И он подал папирус хозяйке.

Эстела развернула его и быстро пробежавшись глазами по написанному перевела тут же взгляд на вечно каменное лицо старого управляющего:

— Мы отправимся в дорогу спустя неделю?

— По-видимому император торопиться моя госпожа. Сегодня прислали тебе много золота и новых платьев. Октавиан Август не поскупился ни на что. Складывается впечатление, что ты будешь не сестрой Тиберия, а дочерью самого императора.

женщины

Она свернула письмо и дерзко вложив его в руки управляющего громко произнесла:

— Пусть мне приготовят горячую воду, я хочу искупаться, и пусть согреют молока! А после всего этого я буду спать два дня, и никто не вправе меня беспокоить, даже если это будет, и сам император! Ни для кого меня нет!

Старик согласно кивнул головой.

— Император не будет беспокоить тебя моя госпожа. Он уезжает сегодня ночью в Испанию по неотложных делах. В этот день вы виделись с ним в последний раз. Он уважает твое решение поэтому распорядился относиться к твоим желаниям всю неделю подобно их приказал он сам.

Это было сродни звонкой пощёчине.

Октавиан Август позорно бежит, чтобы больше не встречаться с ней. Он одаривает её так как не одаривал ни одну женщину на свете, а слуги должны просто стелиться перед ней, только бы она уехала, лишь бы стала принадлежать другому. Ох как легко он отрекается от неё!

Девушка вошла в салон и бросила небрежный взгляд на тут же поднявшегося с кресла для приветствия легата Тиберия.

Высокий, молодой, довольно привлекательный человек даже сделал подобие улыбки на своём лице.

— Мне стала известна новость о вашем предложении стать моей сестрой только два часа назад, Эстела. – Взволнованно пролепетал он.

Хозяйка дома сделала ему знак присесть обратно в кресло.

— Это лучшее, что можно желать в вашей ситуации Тиберий. Вы имели косвенное отношение к заговору против императора. Вам было известно имя заговорщика, но вы хранили молчание, дав повод сделать покушение на Октавиана Августа. Это не принесло вам наказания, как понесли его другие, однако вам поручена очень опасная миссия, потому, как вас отправляют легатом в Парфию. Но моё желание отправиться с вами не как рабыня, любовница императора, а как сестра легата во многом меняет ваше положение. У вас есть больше шансов выстоять в непростой миссии. Императору не интересно как вы выкрутитесь, он решил поквитаться с вами таким образом. Но когда я буду принимать ухаживания Фраата, то как ваша «родственница» могу влиять на царя в пользу «родного брата».

Тиберию явно стало не по себе.

В один момент он почувствовал, что ему не хватает воздуха и хозяйка дома, всё время смотрящая на него в упор тут же сделала знак прислуге принести ему кубок воды.

— Императору больше не интересно что с нами будет, а вот нам нужно выжить.

Тиберий залпом осушил кубок и когда его отпустил спазм тут же проронил.

— Как он узнал, что мне было известно имя заговорщика?

Девушка только пожала плечами.

— Разве есть что-либо, что не было бы известно Риму? Теперь это уже не имеет значения. Нам предстоит не только добраться до вражеского государства, но и выстоять. Я вижу у вас даже поджилки трясутся. Придите в себя. Вы же столько лет на должности легата, Тиберий. Неужели так испугались обычной опасности?

Эстела повернула голову к столу, который просто ломился от яств.

— Никакие блага не даются просто так! Посмотрите на этот стол! Все эти блюда мне хорошо знакомы, так как их готовят только императору! Эта вилла – одна из излюбленных мест Октавиана Августа! Пойдёмте есть, и призовите всё своё мужество. Отныне его должно быть в разы больше, так как после царского пира нас ожидает кровавое сражение…

Покои Эстелы были хорошо освещены от расположенных по четырём углам факелам.

Огромных два бюста неизвестного скульптора у входа в сад почему-то приобретали зловещие очертания, освещённые огнём.

Широкое ложе не было расстелено так как хозяйка сидела на ступенях, ведущих в сад и обняв колени судорожно рыдала.

— Эстела? – Тут же кинулась к ней рыжеволосая сверстница, единственная, кто встретил её впервые на вилле, когда она прибыла как полноправная хозяйка. Это была родственница Октавина Августа, знатная патрицианка, впавшая в немилость у своего властного дяди за участие в заговоре.

Каким-то необыкновенным чудом ей удалось избежать и казни, и высылки на Капри. Молодая женщина не имела права покидать дома и более трёх лет жила исключительно в пределах огромной виллы с садами.

Она много читала, писала какое-то невообразимое количество писем. При чём, когда она их писала, то старый управляющий всегда закрывал дверь библиотеки и никому даже Эстеле не было дозволено туда переступить порога.

Во всём другом девушка чувствовала себя полноправной хозяйкой.

Октавиан Август подарил своей родственнице жизнь с приставкой «достойная не просто так».

За милость венценосного дяди молодая женщина стала компаньонкой Эстелы и не просто ею, а её учителем. Девушка погрузилась в иностранные языки, перебирала струны арфы, занималась математикой и историей.

Странно, что возлюбленная императора даже пыталась подражать в одежде и причёсках родственницы своего властного любовника, а в последней был великолепный вкус.

Они по-настоящему сблизились.

Эстела знала, что её подруга всегда ожидала её в салоне, но сегодня её почему-то там не оказалось.

Она появилась тогда, когда любовница императора захлёбывалась в рыданиях и не могла справиться с нахлынувшими на неё чувствами.

— Ты тоже знаешь о решении императора? – Дрожащим голосом проронила она сквозь слёзы.

— Все знают. — Как-то отрешённо произнесла подруга.

— Ты отправишься со мной или же тебя я тоже оставляю здесь, как виллу, что стала за эти годы моим домом?

— Поеду с тобой. А может ты ещё будешь счастлива там, а я порадуюсь за тебя?

Такое искреннее признание заставило Эстелу расчувствоваться ещё больше и зарыдать с новой силой.

Девушка просто села рядом возле фаворитки императора и начала ожидать, когда та успокоиться, а после, когда подруга немного притихла, помогла ей подняться, зайти в комнату и подвела к постели.

Дальше Эстела ничего не помнила.

Она понимала, что теперь ей нужно спать, много спать, дабы восстановить силы, дабы принять тот факт, что ей больше нет места ни рядом с Октавианом Августом ни в необъятной римской империи.

Отныне её родным домом станет чужая сторона и мужчина, которого она уже ненавидела, потому что из-за него её жизнь сломлена.

Ничего больше не будет как прежде, вот только слова подруги, почему-то её успокоили.

Неужели она может там даже стать счастливой?

Возможно ли такое?

Нора укрыла подругу покрывалом и выйдя в сад закрыла за собой плотно двери. Быстро пошла по аллее, предусмотрительно оглядываясь.

Внезапно она замедлила ход у садовой скульптуры — за ней кто-то прятался.

— Она спит? – Спросил некто.

— Новость сломила её. Пусть долгий сон принесёт облегченье.

— Тиберию следует остаться на вилле пока не настанет время уехать.

— Император боится за его жизнь?

— Император боится своих решений.

Утро принесло новость о смерти Норы. Её бездыханное тело нашли у садовой скульптуры. Из тела несчастной торчали несколько стрел.

В тот день император убил Эстелу ещё раз, безжалостно отняв дорогого ей человека – он отбирал всё, что когда-то ей дал, разорвав её душу на части.

Теперь предстояло учиться жить в другом мире самой.

Парфия. Город Ктесифон.

Царский дворец.

Правление царя Фраата IV

Парфия. Город Ктесифон. Царский дворец. Правление царя Фраата IV

Место аудиенции было слишком малым.

Всего лишь небольшая беседка, с красно яркими тюлями со всех сторон, где находился только диван из белой кожи, с золотой вышивкой подушки, разбросанные где попало на кроваво-красном ковре, и чёрная пантера с золотым ошейником с изумрудами у ног Фраата.

Сам же хозяин животного был облечен в более скромные одежды, нежели вся помпезная обстановка.

Мужчина лет сорока пяти в белоснежной тунике с чёрным поясом и длинной тёмно-синей жилетке возлежал на диване.

Его прекрасные черты могли бы быть более ухоженными если бы не эта иссиня-чёрная борода и длинные такого же цвета волосы, которые смазывали чем-то жирным.

Но нужно было опасаться его глаз, что сверлили склонённых легата Тиберия и его «сестру», одетую в белоснежное платье с голубой накидкой.

Неожиданно он поставил ногу в золотом сандалии на одну из подушек на полу, и хищное животное тут же положило покорно на неё голову.

— Я благодарен императору Октавиану за его подарки. Они достойны его имени. – Тон проронённой фразы говорил лишь о том, как ему всё равно на его соперника, что не искал войны с Фраатом, а напротив пытался наладить шаткий мир.

— Мой император благодарит тебя за возвращённые знамёна и пленных солдат, которые остались на твоей земле. – Пролепетал учтиво Тиберий, склонившись ещё ниже.

— Которые пришли с Крассом и Антонием. – С насмешкой бросил царь, всё время, не сводя глаз с приклонённой молодой девушке, что не пыталась склониться ещё ниже перед царём, как это сделал её «брат».

— Ты не сказал мне кто твоя спутница. – А вот теперь в голосе Фраата было больше заинтересованности, чем ко всем щедрым дарам римской империи и к самому легату.

Молодая девушка

— Это моя «сестра», Эстела, настоявшая сопровождать меня в твоё царство. Она – единственная родная душа, которая осталась из всего моего рода. – Голос Тиберия почти что дрожал, и он призвал на помощь всё своё мужество, дабы не рухнуть у босых ног этого царственного дикаря.

Внезапно девушка подняла глаза и впервые посмотрела на этого ещё не старого человека, который уже просто пожирал её очами.

Но это никак не смутило молодую особу. Она опустила глаза и продолжила стоять, склонив голову, еле сдерживая себя, чтобы не расхохотаться от поведения дрожащего, как лист на ветру, Тиберия.

— Ваши воины уже вышли в путь вместе со знамёнами. Вас же я приглашаю погостить у меня. Покои достойны легата размещены в южном крыле дворца. – Царь небрежно махнул рукой и гости тотчас же выпрямились и попятились задом к выходу.

Дворец

 

 

— Ты играла с огнём дорогая моя. Почему не склонилась на аудиенции, так как того следовали обычаи? А если бы он приказал тебе тотчас же отрубить голову?

Тиберий лежал на мягком диване попивая вино из вишен и как-то бесстрастно смотрел на Эстелу:

— Ну не отрубил же. – Хмыкнула безразлично девушка, выбирая из предложенной ей служанкой украшения, и тут же ей стали помогать справиться с застёжкой бирюзового ожерелья и массивных серёжек.

— Зачем тебе понадобилось одеть сейчас эти драгоценности? – Удивился он.

— Лишь потому, что со мной вскоре будут искать встреч. – Весело прощебетала она.

— Тогда тебе следовало бы выбрать другие камни, так как изумруды украшали ошейник его дикой кошки. – Засмеялся молодой человек.

— Именно поэтому я и выбрала изумруды, так как во мне он может найти именно это животное.

— Твоя миссия ещё более опасна, чем ты себе можешь полагать, Эстела. Царь давно окружён прелестными жёнами. Я даже имена их могу тебе назвать — Оленниейра, Клеопатра, Басейрта и Бисфейбанапс.

Девушка остановила на легате свой насмешливый взгляд:

— Его будет ещё легче покорить, чем утончённого Октавиана Августа.

Тиберий принял новый золотой кубок с подноса подошедшего слуги и тут же задержал в своих руках.

— Ты похоже недооцениваешь парфянского царя. Он довольно образован, хитёр и коварен.

— Я тоже. – Сверкнула глазами девушка и вышла в сад, аллеи которого вели в разные стороны и приводили либо к водоёмам, либо к беседками.

Однако её выбранная дорожка привела к такой же каменной беседки как в которой проходила аудиенция с царём, а под ней стояла арфа с серебряными струнами. Было неизвестно кто её здесь оставил, и кто раньше играл, однако красавица гостья тут же села на низкий кедровый табурет и осторожно коснулась пальцами струн, издавая нежную и прекрасную музыку.

Неожиданно слуху донеслись шаги, которые заставили её тут же заглушить звук, приложив руку к задетым струнам – перед ней вырос Фраат собственной персоной, в глазах которого играли злые искорки.

Арфистка

— Разве слуги не шепнули тебе послание, что после аудиенции я хотел бы тебя видеть?

— Шепнули, но меня увлекла арфа.

Девушка встала из табурета и спокойно подойдя к царю, слегка кивнула головой.

— Арфа?

— Арфа.

— Больше чем воля царя.

— Ты бы казнил гостью за то, что она без спросу взяла в руки чужой инструмент? — Парировала Эстела.

— Ты хотела сказать, что я не могу обходиться с тобой как с рабыней. Не так ли?

— Верно. А разве не так?

— А разве ты не была ею и только Октавиан Август подарил тебе свободу и сделал из тебя знатную патрицианку? – Голос Фраата внезапно перешёл на шёпот.

Девушка посмотрела на него у пор, на лице которой не дрогнула ни одна мускула.

— Ты меня с кем-то путаешь. Я Эстела Валерия, сестра Тиберия Валерия.

— Тогда в склепе Валериев покоиться кто-то другой вместо тебя? — Пытливо посмотрел на неё царь.

Девушка только с непониманием пожала плечами.

— Перед нашим прибытием ты даже приказал пересчитать саркофаги и их содержимое всего рода Валериев?

— Если понадобиться я пойду еще дальше. Ты полагаешь двор римского императора неприступен для ушей парфянских шпионов? Тебе удалось разгадать будущее парфянского царства, то, чего не получалось до селе сделать никому. Октавиан Август не поручил бы больше ни одному человеку эту миссию войти в мой дворец, а после и в мою спальню. Он места себе не находит сейчас в

Испании. Его ближайшее окружение никогда не видело императора таким.

Лицо девушки оставалось невозмутимым.

Неожиданно она посмотрела на руку, которой остановила звенящие струны и нашла её со следами тонких ровных друг от друга порезов, из которых просачивалась кровь.

Эстела с изумлением посмотрела на Фраата и внезапно потеряла сознание.

Ошеломлённый царь только успел подхватить её на руки и что есть силы прокричал на помощь.

Его грозные крики не доносились до её ушей.

Она погрузилась в глубокое без сознание.

*************************      

Фреска

— Если вы откроете глаза, то очень меня порадуете, Эстела. – Незнакомый мужской голос появился в ушах девушки, и она как по команде подняла веки.

Удивительно, но она лежала на каком-то деревянном столе в помещении, напоминавшем больше сад, потому, что здесь не было крыши, однако количество полок, ломившихся от всевозможных глиняных горшочков и соседний стол, на котором смешивали непонятные травы говорили о том, что здесь готовили лекарства.

Именно за этим столом находился молодой красивый высокий мужчина, внешне напоминающий римлянина. Да и одежда его мало чем отличалась от римской.

У него не было ни длинных волос, ни бороды, вот только простые белоснежные одежды и золотой пояс с такими же сандалиями говорил о его особенной принадлежности в царстве.

Он добавлял из разных горшочков по щепотке каких-то сушенных трав и тщательно растирал в ступке.

Эстела поднялась на локти и посмотрела на незнакомца:

— Можно узнать кому я обязана своим спасением?

Незнакомец поднял на неё глаза, сдержанно улыбнулся и продолжил свою монотонную работу.

— Это моим указаниям ты следовала, воспользовавшись инструментом царской жены, струны которого она якобы приказала смазать ядом. Теперь Басейрте несдобровать, а у тебя на одну соперницу стало меньше.

— Что её ожидает? – Нахмурилась девушка.

— Изгнание. Она проведёт время в ссылке, в полуразрушенном дворце, пустующем вот уже более триста лет. Но так, как в её комнате была найдена брошь Фраата, осыпана тем же ядом – дворец станет её пристанищем навсегда.

— И сколько раз меня так будут травить, чтобы очистить дорогу к царской спальни? – Буркнула она.

Молодой человек опять поднял на неё глаза и снова сдержанно улыбнулся.

— Больше не будут, но это сделать было необходимо в начале.

— Почему ты помогаешь Риму? Ты верен императору? – Девушка стала медленно спускаться из стола.

Незнакомец отрицательно покачал головой.

— Это было бы слишком громко сказано. Рим. Император.

— Тогда щедрость империи не знает границ?

— Скажем услуга за услугу. Император выкупил меня за большие деньги, когда меня похитили пираты восемнадцать лет назад и возвратил в Парфию.

— И похитили тебя не случайно. Это сделал Фраат.

— Вот поэтому император и выбрал тебя на эту почётную миссию, даже если стоило это ему дорого.

— Император хорошо следит за событиями, а когда царь поступил «несправедливо» тут же пришёл тебе «помощь». А почему Фраат так поступил, потому, как видел в тебе соперника на его трон, так как ты не кто иной, а его сводный брат.

— Всё больше и больше понимаю императора как тяжело ему было лишиться такой умной женщины как ты.

— Много ли стоит моя жизнь если он отдал хладнокровный приказ избавиться от женщины, которой я восхищалась.

— Нора.

Эстела с болью закрыла глаза и тут же попыталась превозмочь нахлынувшую тоску о близкой подруге.

— Императорам чужда жалость, даже если на их пути родные люди.

— Что же тогда остановило Фраата не окончить начатое дело? – Удивилась девушка.

— Я верховный жрец и целитель в одном лице. Имея такую должность, я не могу никогда занять место Фраата.

— Поэтому ты можешь спокойно продолжать мстить ему и жить нецарской жизнью. Странно, но похоже ты полная противоположность его. – Она подошла к нему, не отрывая глаз от работы человека, который не назвал своего имени. Как странно, но ей нравились его руки. – Дело не в том, что ты жрец. Вряд ли это могло бы остановить царя. Фраат ведь не узнал в тебе своего брата. Не так ли?

Молодой человек внезапно вздрогнул, растянул губы в улыбке и покачал отрицательно головой.

Царь

— Теперь я в твоих полностью руках, умная девочка. Ты можешь пойти и рассказать обо всём моему брату.

— Разве ты тот, кем так легко жертвуют? Ты мужчина ради которого меняют судьбы и исходы войн.

— Но мне этого не нужно. — Мягко запротестовал он.

— Знаю, но ты не властен всколыхнуть ветра, поднять до неба песок, привести в панику весь дворец и похитить меня из него навсегда.

********************

Тиберий ходил взад-вперёд, пряча раз за разом своё лицо в руках.

— Как же так? Ты не прибыла рабыней в царство, а моей «сестрой»! Нас поселили как подобает важным гостям, а на тебя уже совершили покушение. Да и как заумно? Смазать ядом струны! Кто бы мог даже предполагать такое?

Эстела лежала на мягком диване и с каким-то завидным безразличием жевала персик.

— Но это так. Кто же мог предположить, что я должна была найти свою гибель от струн инструмента?

— И ты хочешь, чтобы в это поверили другие?

Неожиданный гневный голос молодой и красивой женщины прогремел на пороге и в покои посла и его «сестры» вошла незнакомка, с виду о которой можно было сразу сказать только одно — одна из ещё уцелевших царских жён.

Только вот кто из них?

Женщина

Эстела посмотрела спокойно на разгневанную, тяжело дышащую еле сдерживающую себя женщину в зелёных одеждах, на которой было бесчисленное количество золотых цепей и браслетов.

— Я могу верить только своей руке, на которой ещё остались следы порезов. – Хладнокровный ответ молодой красавицы заставил непрошенную гостью сильно сжать кулаки от нахлынувшего большего гнева.

— Значит сегодня Басейрта, потом Оленниейра, Клеопатра, ну а затем я? Или ты решила дальше начать с меня? – Ткнула она себя пальцем в грудь.

— Так ты Бисфейбанапс. Ну надо же! Я запомнила такие труднопроизносимые имена! – Казалось гнев одной из цариц совершенно не задевал гостью. — Почему ты решила, что я как-то причастна к тому, что сделала со мной одна из твоих соперниц? Или же она была твоей подругой?

— Подругой? – Отмахнулась брезгливо Бисфейбанапс. – Одно из самых сильных желаний между жёнами и наложницами – это увидеть, как они покидают этот мир.

— Тогда что же тебя смутило? Сегодня ты избавилась от одной из них, а жена Фраата не была простая наложница, она была матерью наследника трона. – Эстела удобно облокотилась на другую сторону дивана и пытливо уставилась на стоящую перед ней кипящую от гнева женщину.

— Даже если Басейрта была увезена во дворец, из которого никогда не вернётся возникает вопрос, который ещё не созрел в головах других. За что она покушалась на твою жизнь? Откуда вдруг такая ревность?

— Вот и я о том же. Фраат не обделён женским вниманием. Почему опальная царица вдруг возжелала моей смерти? — Наигранно возмутилась пострадавшая.

— Если другие жёны слишком пустоголовые чтобы ничего не видеть, то я вижу нечто другое – это ты или за тебя подстроили ловушку, в которой гостье нужно было пострадать, дабы её не заподозрили и уличили первую попавшуюся же под руку царскую жену. Поэтому я спрашиваю тебя. Что ты уготовишь для меня? В чём обвинишь, чтобы мне занять соседние покои с Басейртой?

— Ты испугалась без каких-либо оснований простой римской патрицианки? Подумай сама зачем мне это совершать если я всего лишь гостья и не имею никакого отношения ко двору и интригам дворца? Я только сопровождаю своего «брата»! Если хочешь найти ответ почему так поступила Басейрта – догони её карету и пусть она тебе откроет правду.

— Ей нечего будет поведать и тебе это известно не хуже меня. – Голос царицы стал похож уже на шипение.

Тиберий почувствовал, что вот-вот его хватит удар.

Слова царицы Бисфейбанапс тут же поставили всё на свои места.

Эстела добралась с помощью Тиберия или же наоборот в Парфию — девушка стала играть по своим правилам, но в одиночку такое придумать было бы ей не под силу. Стало быть, тут её уже ждали, чтобы начать собственную игру.

— Итак, есть ли в Парфии хоть один осёл глупее меня? Пока я тут возвожу руки к небу, беспокоясь о твоём отравлении – ты добровольно принимаешь яд! Великолепно! Вот к чему я не мог даже додуматься, так это к такому решению. – Тиберий уселся просто на пол у дивана лежащей Эстелы и уронил голову на руки.

— Ну до чего же я недальновиден! А ведь не приди этой царице разбираться с тобой разве я бы мог допустить даже подобное? Да где уж мне!

— Вот поэтому всё произошло так как было задумано. И если бы не эта обвешанная золотом…… — Эстела положила голову на большую подушку и умиротворённо закрыла веки.

— Я должен был умирать от волнения, дабы царь не мог заподозрить твоего участия в игре?

— Верно. Но впредь никаких игр. Ты будешь посвящён во всё, что будет происходить между «сестрой и братом».

Тиберий пытливо посмотрел на Эстелу.

— Эта царица либо слишком глупа, либо самонадеянная. Как можно вот так выдать себя? Зачем она приходила, чтобы показать, что обо всём догадалась?

— Вместо того, чтобы убить змею она её разозлила.

— Но она не пойдёт к Фраату. Ей просто не поверят.

— И она это знает.

В то время, когда «брат и сестра» пребывали в полном недоумении от визита царской жены сама посетительница, быстро направлялась от покоев «семьи» легата по узким аллеям в северную часть дворца.

Она очень спешила и даже мало оглядывалась по сторонам.

Неожиданно Бисфейбанапс резко остановилась, ощутив внезапную резкую боль в животе и в следующий момент уже с удивлением смотрела на огромный кинжал, застрявший в её плоти по самую рукоятку.

Царица даже не издала и звука и просто повалилась на землю.

Спустя полу часа в покои легата влетел взволнованный раб и громко крикнул:

-Там…… царица!

Тиберий и Эстела с ужасом переглянулись и тут же кинулись из покоев.

Царскую жену так никто и не подобрал. Она оставалась лежать на земле, истекая кровью.

— Она ещё жива! – Взволнованный Тиберий поднял её на руки и тут же направился с ней в покои.

— Мне нужно позвать на помощь. Ждите меня. Я скоро вернусь!

Когда легат и слуга спохватились Эстела была уже далеко.

Девушка бежала что было мочи, вот только не жизнь царицы и опасность что их ожидает несла её подобно на крыльях.

У неё была возможность увидеть его опять.

**************************

Царица положили на той самый стол, на котором несколько часов назад очнулась Эстела.

Из неё вытащили кинжал, прижгли рану и настойчиво помощник жреца поил её какими-то горькими снадобьями, а она стонала, вертела головой, пыталась отвернуться от неприятной жидкости, но её таки заставили силой проглотить всё содержимое чаши, и женщина тут же уснула.

— Это царица Оленниейра. – Верховный жрец смочил руки в серебряной посудине с водой, поднесённой слугой и тут же вытер их в белоснежную ткань на его руке. – Уж не знаю под какой звездой она родилась. Остаться живой после такого ранения крайне сложно.

— Оленнийера ты сказал? — Эстела тут же с изумлением посмотрела то на легата, то на жреца. – Но она представилась как Бисфейбанапс! Тиберий! — Крикнула девушка своему «брату». — Ты же сказал мне, что знаешь цариц. Ты что никогда не видел их в лицо?

Легат почувствовал вдруг что ему не хватает воздуха.

— Только имена я знал. Легатам как правило не показывают жён цари, и он ни разу не приглашал ни одну из них на аудиенцию.

— Она назвалась Бисфейбанапс? — В голосе жреца почему-то послышались нотки иронии.

— Мы были поражены, что она прибыла к нам и стала открыто рассказывать о своих предположениях что на самом деле случилось с Басейртой. – Эстела устало рухнула в первое попавшееся кресло и уронила тяжёлую голову на руку.

Верховный жрец закинул себе на плечо использованную ткань для рук и подойдя к пострадавшей внимательно посмотрел на неё.

— Олленийера прибыла из Египта. Девушка из царского дома. Царица ничего из себя никогда не представляла. Единственное, что выделяет её из окружения – это её статус по факту рождения и наличие престолонаследника, третьего сына Фраата. Царице стало известно, что Бисфейбанапс разгадала наш замысел и поделилась догадками со своей верной служанкой, но только вторая жена не могла никак предположить, что двери были не так уж плотно закрыты и новость была подслушана Олленийерой, уж непонятно каким образом оказавшейся у покоев соперницы. И что она делает? Приходит к вам, выдаёт себя за Бисфейбанапс и покидает дом с предвкушением, что теперь вы обрушите весь мир на голову второй жены за раскрытые интриги. И всё как бы уже получилось если бы не брошенный кинжал. А вот гравировка кинжала принадлежит Бисфейбанапс.

— Но это же бред если рассуждать. Слишком открытая и примитивная игра! — Яростно вскрикнула Эстела. – Если пришло время аплодировать актёрам, то я была бы готова забросать их …….

— И я бы также последовала за тобой. – Голос, полный надменности раздался где-то из далека, однако вскоре пред присутствующими появилась молодая красивая женщина, облачённая в белоснежные одежды, которые прекрасно сочетались с её иссиня-чёрными волосами.

— Как ты чувствуешь себя Бисфейбанапс? – Тон, обязывающий выражать ничто иное как сочувствие на самом деле был просто полон желчи, от которого лежащая Оленнийера вздрогнула сквозь сон и тут же резко отвернула голову, от склонившейся соперницы, которой она неосторожно исполняла роль. – Римлянка права – ты бездарь. И даже не просто бездарь, недалёкое создание, которому расставить силки оказалось так просто, что стало даже неинтересно играть с тобой. Я знала, что ты подслушиваешь моё каждое слово, поэтому ты сделала всё, о чём я говорила сделать, пойти к Эстеле и рассказать о моих догадках.

Оленнийера с болью скривилась.

— Если ты закончила потешаться надо мной – уходи. Я угодила в твою ловушку, но я не хочу умереть от твоего кинжала.

— Пока ты была мной, тебе просто подыграли. И сделала это Клеопатра. Племянница царя, народа которого сейчас уже и трудно вспомнить, так как он был давным-давно покорён нашем мужем. Она не упустила возможности свести с нами счёты. Если бы всё было так как предполагала она – меня могли бы сослать к Басейрте, а ты покинула бы этот мир… – И Бисфейбанапс наигранно громко вздохнула. – Однако увы. По дороге сюда мне принесли новость, что она была найдена мёртвой в своём саду. Ей перерезали горло и просто оставили на ступенях истекать кровью.

Не было из присутствующих и одного человека, который бы не взглянул сейчас на Бисфейбанапс с изумлением.

— Это что же получается, пока между жёнами царя война не на жизнь, а на смерть – царственный супруг безмолвствует? Кому понадобилась смерть Клеопатры? — Гневно бросила Эстела.

Бисфейбанапс просто уселась на ступени и пытливо уставилась на «сестру» легата. – Нужно ли царю мешать глупым женщинам убивать друг друга? Клеопатра пытается покончить с Оленнийерой, похитив мой нож. Она надеется, что я подвергнусь ссылке, а для другой откроются врата небес. Но кто-то решает судьбу Клеопатры оставить этот мир и это не наш супруг. Есть ли дело Фраату до женских разбирательств? Пока сильные убирают слабых они даже не задумываются над тем, что расчищают путь для более сильных и мудрых.

Лев и женщина

— Ты знаешь почему я не преследовал бежавшего царя Пунта? Да потому, что когда он прислал мне вместо своей дочери её

служанку, выдавая её за своё дитя – меня с первых минут сразила её мудрость. Он отдал лучшее, что у него было. – Голос Фраата заставил вздрогнуть всех присутствующих, и только одна Бисфейбанапс так и оставалась сидеть на ступенях, не спеша склониться перед своим царственным мужем. – Он отдал мне тебя. – Фраат подошёл к ней и подняв подбородок взглянул в её карие бездонные глаза. – Если бы он прислал мне в жёны свою дочь мне бы не пришло даже в голову сохранить его семье жизнь. Сегодня утром мне прислали в дар театр из двенадцати рабов. Он прибыл из самого Рима. Театр твой. Можешь делать с ним что пожелаешь.

Бисфейбанапс только сдержанно улыбнулась:

— Возможно ли какому-то театру невольников быть хотя бы чем-то схожим с тем, что твориться под этими царственными сводами, супруг мой? – Как-то бесстрастно протянула она так и не оказав должных почестей своему мужу.

Фраат хитро улыбнулся:

— Они все продолжат состоять на службе у императора, так как актёры с них возможно и неважные, но не шпионы …

— Шпионов среди них нет, мой царь. – Отмахнулась тут же Бисфейбанапс. — Они все всего лишь актёры с рабским ободком на шее. Император Рима на этот раз подарил нам настоящий театр.

— Как грустно. – В голосе Фраата звучало столько иронии, что его царственная уцелевшая от увечий и изгнания жена изобразила подобие улыбки на своём прелестном личике.

— Молва о театре полном шпионов? Что за ерунда?

— Ты не доверяешь моим людям в Риме?

— А император объявил об этом у всеуслышание так чтобы это не пролетело мимо ушей твоих подданных? Это то же самое, что Олленийера изображала из себя меня и мой кинжал впился в её плоть по моему приказу.

Фраат задумался и снисходительно улыбнулся жене.

— В первую ночь, когда ты пришла в мои покои мы проговорили с тобой до утра. Удивительно как ты всё-таки оказалась на моём ложе.

— Ты заставляешь моё сердце петь от радости муж мой. Твоя скромная раба не достойна таких похвал.

— Достойна, достойна. Ты и сама это хорошо знаешь.

Удовлетворённый разговором с Бисфейбанапс Фраат покинул место лечебницы определённо позабыв поприветствовать легата Тиберия, спросить, как Эстела после отравления и даже справиться о здоровье еле дышащей Оленнийеры.

— Фраат всегда на шаг впереди всех новостей. Похоже из жён у него останется только Бисфейбанапс. – Заметил тихо жрец.

— Боюсь Оленнийера пополнит ряды изгнанных жён после того как поправит здоровье. Больше Фраату она не интересна. – С горестной ноткой заключила Эстела

— Дворец не место проигравшим. – Голос Бисфейбанапс кажется сейчас приобрёл больше надменности. — На смену ненужным существам приходят новые, которые могут по праву называться достойными соперниками для сильных и мудрых. – Царица задержала на Эстеле пытливый взгляд.

— Вряд ли кто-либо захочет стать на твоём пути, если конечно для этого у него хватит ума. Ведь кто-то же шепнул и Клеопатре, что она должна делать, например, чей нож взять и у кого вонзить. Ну а потом кто-то ведь помог ей отправиться в лучший мир…

Картина

Бисфейбанапс громко расхохоталась. Подобно не услышав последние слова, она дерзко бросила:

— Либо ума у бросившего мне вызов будет больше чем у меня.

— А такие имеются? – Парировала Эстела, неплохо изображая наигранное удивление

— Имеются римлянка. Ты, например.

— Ты мне льстишь, я всего лишь скромная женщина, которая сопровождает своего «брата». – Артистично отмахнулась она.

– Вот прочитай как пишет именно о «сестре легата» этот пока неизвестный никому доносчик. – И царская жена подала ей небольшой кусочек папируса.

Эстела развернула письмо и внимательно пробежала глазами по написанному:

«Эта женщина не знает страха. Она может смело вступать в споры с царём, не боится коварства его жён, однако не понимает, что не играет по своим правилам. Невидимою рукой ей навязывают путь, по которому она должна идти. Только её глаза не видят того, кто правит ею. Она следует шаг за шагом к своей цели, только кому-то нужно, чтобы она победила…»

В этот момент только тело римлянки могло сказать, какая холодная волна охватила её с головы до ног.

Кто-то пишет о её бесстрашии и решимости, но уверен, что ею руководят чьи-то невидимые руки.

Но чьи?

— Кто написал эту чушь? И как можно утверждать, что автор говорит именно обо мне? Разве он где-то упомянул моё имя?

— И в самом деле. – Иронично хмыкнула Бисфейбанапс. – У нас каждый день у врат города пребывает римская делегация с новой возлюбленной Октавиана Августа. Заметь он не знает, кто указывает тебе путь, но это мнение со стороны чужака, который оказался слишком внимательный к тебе.

************************

— Почему бы властной и беспощадной Бисфейбанапс просто не убить меня? Или же ей хочется поиграть со мной? Да и что это за человек, который пишет обо мне? – Эстела читала и отбрасывала послание по всему залу, которое не пожелала хранить у себя Бисфейбанапс. Его швыряли где только возможно. В голове молодой женщины роилось тысячи мыслей, которые доводили её до головной боли. Она то и дело потирала вески и громко стонала.

Такой безутешной Тиберий ещё её никогда не видел.

— А может это никакой не шпион написал, а хитрые уловки Бисфейбанапс? Может она его сама сочинила, или же кому-то поручила? Может таким образом она хотела уколоть тебя, заставить почувствовать свою незначительность? А ты не подумала, что пока ты тут ломаешь себе голову и изводишь себя, какой-нибудь её шпион сейчас наблюдает за тобой и обо всём докажет царице? Ты хочешь потешить её самолюбие? – Пошёл в наступление её «брат».

Эстела притихла и посмотрела на него как-то странно.

— Хочешь знать, о чём я думаю? Это не дело рук Бисфейбанапс и не кого-то другого о ком мы можем подумать из дворца. Письмо и вправду написал какой-то там, ума в которого побольше моего, или же даже не так ума, как он просто и в правду наблюдал мои действия со стороны. Мной действительно кто-то руководит, и если сейчас я поступаю так или по-другому, то значит это устраивает кого-то! Спросишь, как так получилось? Да я только сейчас проснулась! Очнулась от того, что всё, что произошло сейчас –якобы продиктованное жрецом как ему поступать со мной, далеко не его собственный план и даже не план Рима! Всё! Если Басейрта покинула двор косвенно по моей вине, то это было решение чьё-то, которое предполагало то, чтобы уйти и двоим другим. Бисфейбанапс полагает что победила как сильная и мудрая? Как бы не так! Не только мной руководит невидимая рука, но и скоро царица почувствует, что ей нужно будет спастись любой ценой.

Пока некто довольствовался уходом троих цариц её миновала опасность стороной, но за ними придёт и её черёд.

Тиберий только растерянно хлопал глазами.

— Тогда с этого следует, что …….

— Мне сейчас непонятно кто за этим всем стоит, но для начала я хочу знать каждый шаг Бисфейбанапс. Что-то мне подсказывает, что она что-то очень серьёзное скрывает и то, что кто-то, написав подобное обо мне не был пойман ею скорее всего – полная чушь. Большая вероятность, что письмо попало в руки Бисфейбанапс вместе с автором. Возможно даже, что эта причина заставляет её серьёзно даже опасаться за свою жизнь. Как она там сказала, если император громко сообщил при дворе, что театр, подаренный парфянскому, царю полон шпионов, означает их отсутствие, то её сегодняшнее поведение свидетельствует о том же. Узнай, что на самом деле скрывает царица.

1970 год. Тегеран. Дворец Саадабад.

Усадьба

Беренис удостоилась аудиенции с секретарём кузена действующего шаха Ирана только спустя неделю.

Ей было прислано письменное приглашение в «Raamtin Residence Hotel», что её время назначено на завтра в полдень, где ей и её спутнику Ставро уделялось в царском саду не менее пятнадцати минут.

— Дворец Саадабад? Я тут интересовался о нём. Ничего такого древнего. Всего лишь почти современное строение и летняя резиденция шаха. К тому же нас даже во внутрь не пустят. Какая-то незначительная птица предстанет перед нашим взором и упорхнёт, как и не бывало. – Отмахнулся Ставро.

— Чтобы эта птица приземлилась на территории сада и пожелала щебетать с нами каких-то ничтожных пятнадцать минут моему отцу пришлось послать в Тегеран во французское посольство два письма, указав в нём фамилии двух высокопоставленных особ Франции.

— А не слишком ли много чести поднимать на уши столько народу, чтобы подданные шаха соизволили зашевелиться без того, чтобы не тревожить самого шаха? – Парировал недовольно Ставро. – К тому же вот этот костюм сноба! Да не стану я его одевать! Нам ведь положено пятнадцать минут. Ну ведь не откажется эта заморская птица открыть свой клюв, если я появлюсь перед ней в джинсах? – И парадный смокинг полетел беспечно на голубой диван з золочёнными подлокотниками.

Девушка многозначительно посмотрела на своего спутника и тяжело вздохнула:

— Если грозные стражи этикета не позволят тебе переступить порог сада – имей в виду. Я тут не причём.

— Ты проведешь больше времени в салоне красоты и в магазинах на примерке нарядов, чем тебе будет отведено времени. И всё ради чего?

— Чтобы хоть что-то узнать о моём прадеде.

— Если это так, то мне уж очень непонятны мотивы такого путешествия. Если бы я желал сбежать от всего люда, то точно выбрал бы один из безлюдных островов в родной Греции, а не предпочёл бы Иран.

— А вот чтобы понять те самые причины его бегства нам нужны эти пятнадцать минут.

Место встречи с секретарём шаха происходило на узком каменном мостике прямо у ступеней, которые вели к самому маленькому дворцу.

Беренис облачённая в голубые цвета костюм и в огромной широкополой шляпе стояла рядом со Ставро и с нетерпением поглядывала на наручные часы.

К слову сказать, греческого репортёра так и не удалось перебудить преобразиться в более приличный вид, однако перед ним всё-таки открыли ворота, хотя и без огромного удовольствия.

— Ну вот, это даже хуже того, чем я предполагал. – Недовольно буркнул Ставро. – Мне хоть не пришлось прикладывать огромных усилий, чтобы удостоиться унизительной роли нежданных гостей, которым не дали возможности даже подняться по лестнице к самому дворцу.

Беренис потупила взор и тяжело вздохнула:

— Это скоро окончиться. Мы получим только необходимые сведения и покинем это недружелюбное место раз и навсегда.

— В вашем распоряжении всего пятнадцать минут. – Надменный голос появившейся ниоткуда заставил обоих вздрогнуть и повернуться к выросшему перед ними человеку, лет сорока пяти, скорее напоминающему высохший сорняк в строгом дорогом костюме, чем служащего во дворце.

Его глаза оценивающе посмотрели то на девушку, то на парня и на его казалось безжизненном лице появилось подобие стандартной вежливости — улыбки.

— Вообще здесь запрещается появляться приглашённым без смокинга, но вы так яростно сопротивлялись охране, что это меня даже позабавило. Мне стало интересно о чём же вы хотели поговорить.

Беренис уже открыла рот чтобы начать подготовленную речь, когда сделанный знак рукой просто не дал ей извлечь никаких звуков и пригвоздил на месте:

— Герцогиня проделала довольно долгий путь, вместе с сопровождающими письмами…не так ли?

Подобное поведение и нетерпящий возражений тон этого уж слишком возомнившего из себя секретаря заставил девушку открыть клатч, вытащить пожелтевшее и помятое письмо и резким движением вложить в руки этого «высохшего сорняка».

— Вот. Если вам хоть что-нибудь известно об этом деле скажите нам, и мы покинем дворец менее чем за пятнадцать отведённых нам минут.

Мужчина внимательно посмотрел на конверт, вытащил из него письмо, пробежался глазами и почему-то его взгляд внезапно наполнился непонятным ужасом.

— Откуда оно появилось у вас?

— Среди стопки старых открыток на блошином рынке в Греции. – Бросил бесцеремонно Ставро.

— В Греции? А как оно попало туда? – Почему-то сейчас выражение лица этого человека уже не носило столь надменный вид. Он еле сдерживал себя, подавляя дрожь, которая охватила его тело.

— Что вам известно об этом? Кто сожалеет об убийстве французского аристократа? Что случилось тогда? Известно ли вам что-то? — Пошла в наступление молодая девушка. – Да если бы не печать на конверте, изображающая царский герб иранской династии разве мы бы постучали в столько дверей чтобы добиться аудиенции? Нам ничего неизвестно о нашем прадеде! Это огромная прогалина в семье. Он исчез и спустя столько лет у нас на руках только этот документ с гербом иранского шаха.

Однако встретивший их секретарь казалось так и не смог совладать собой.

Он продолжал пребывать в ступоре и казалось совсем не слышал прибывших.

— Мне нужно немного времени, чтобы осведомиться о событии более пятидесяти лет. Ожидайте в отеле от нас новостей, мы вскоре назначим вам аудиенцию снова.

— Нет, ну ты видела, как он побледнел? Да его прям сковало, когда он прочитал это письмо! – Не унимался всю дорогу Ставро.

Молодая аристократка нахмурилась и почему-то натянула шляпу больше на лицо.

— У меня плохое предчувствие друг мой. Если мой прадед исчез бесследно, а спустя так много лет где-то в Греции всплывает внезапно письмо с покаянием кого-то об его убийстве, и только царский иранский герб подсказывает нам где мы можем искать разгадку, то что же он делал в Иране и почему какого-то скромного секретаря привело в ужас наличие этого признания?

Они подошли к стоящим служащим неподалёку в саду, и девушка указала на ещё остававшегося в дали человека, сжимающего отданное гостями письмо.

— Этот человек не сказал нам своего имени, а нам предстоит написать на его имя прошение. Не были вы бы так любезны сказать нам, как его зовут?

Мужчины с изумлением переглянулись и чуть ли не хором ответили:

— Вас удостоил чести сам принц Кир, двоюродный племянник шаха Реза Пехлеви.

От такого признания Беренис почувствовала, что ей не достаёт дыхания.

Она только нашла сил поблагодарить их за ответ и чуть не ли бегом бросилась к выходу из дворца.

— Похоже мы разворошили уснувший за многие годы пчелиный улей, Ставро. Я только что нашла подтверждение моим догадкам. Перед нами был вовсе не секретарь, а царская особа.

— Тогда моя статья становиться всё интереснее и интереснее. Этот сноб скорее всего совершенная бездарь в вопросах, как совладать своими чувствами.

— Мысли масштабнее, друг мой. Исчезновение моего прадеда и того, кто его убил как-то перекликается с царским домом. Испугался? Поздно. Мы переступили недозволенную черту. Вскоре это нам откликнется. А теперь поспешим в отель. Пчелиный улей проснулся.

Они не могли просто уехать, не докопавшись до правды, а правда была слишком неприемлема, и скоро будет ясно для кого именно.

Оставалось понять, что же связывало французского аристократа с одними из великого мира сего в Иране.

За ними пришли в глубокую ночь.

Никто из двоих не спал в своих кроватях, более того даже туда и не ложился.

Гости отеля даже не оказали сопротивления, и согласились идти сами.

Дорога в закрытых роскошных автомобилях постоянно вела по пустынным степным просторам.

Яркие фары машин освещали какой-то до боли унылый пейзаж — здесь почему-то не было ни населенных пунктов, ни случайных прохожих только степь да степь.

Беренис и Ставро сидели напротив друг друга и как-то бесстрастно смотрели на хранящих молчание грозных попутчиков в строгих дорогих костюмах. У них было странное выражение лица. При чём у всех их. Никаких эмоций, подобно кто-то в раз изъял из них все человеческие чувства.

Наконец после многочасовой поездки машины остановились, осветив среди ночи какие-то величественные руины, которые щадяще сохранило время.

Отворились двери, и бесстрастные попутчики сделали жест выходить, но к похищенным сохраняли уважение и обращались почтительно.

И на том спасибо.

Все прибывшие молча продвигались по многочисленным коридорам и залам пока не достигли места, где множество факелов осветили одну из зал, казалось ничем не отличающуюся от многих других.

— Прошу меня извинить, что заставил вас среди ночи сорваться и приехать сюда. – Раздался тот самый голос принца, который плохо играл роль простого служащего при дворе.

— А мы и не спали. Мы поняли, что затронули весьма щепетильное дело, касающееся вашей династии, как и сообразили, что такого вторжения нам не простят. – Бросил как всегда бесшабашно Ставро.

Принц согласно кивнул головой.

— Мне нравиться ваша сообразительность, друзья мои. Буду предельно откровенен. У меня нет личных причин ненавидеть вас и если бы другие обстоятельства вы даже мне довольно симпатичны, но звёзды на небе, к сожалению, распорядились иначе. Однако я не имею права держать вас в неведении и не поведать что же на самом деле произошло более пятидесяти лет назад. Скажу так. Я поведаю то, что было известно мне и что подтверждают воспоминания моего отца. Итак, у меня был родной дядя, человек у которого не было другой страсти кроме как проигрывать деньги. Он был на столько увлечён этим, что баснословные суммы просто «утекали сквозь его пальцы». Мой славный дед, кузен действующего тогда царя повелел лишить его всех средств и отписал причитающее всё состояние моему отцу, у которого были и дети, и незапятнанная репутация. Одно было условие – если мой дядя каким-то чудом не покроет долги изменений в его пользу не произойдёт, а мы говорим о очень большом состоянии.

И тут на горизонте появляется ваш прадед с прекрасной женщиной, которая была его любовницей многие годы, однако и у него, и у неё была семья и положение, которое не представлялось возможности пошатнуть. Кажись оба очень устали прятаться и улыбаться своим супругам, которых терпеть не могли. И они решили бежать в Иран. Иными словами, просить покровительства в нашем доме, дабы навсегда исчезнуть из Франции и провести тихо остаток жизни в дали от всего мира. Уж неизвестно никому как это не ускользнуло от бдительного глаза мужа любовницы, а он был баснословно богатым и влиятельным промышленником. Вот он и уведомил супругу вашего прадеда в содеянном их неверными мужем и женой и придумал один из самых коварных планов – а именно. Он использовал слабость моего дяди, пообещав оплатить все его долги.

— Взамен за убийство любовников. – Бросила дерзко молодая аристократка.

— Именно. И мой дядя, как потом он и сам вспоминал сделал это не дрогнув. Поначалу выстрелил в прекрасную Флоранс, а потом, когда её любовник отказался образумится и продолжить жить без неё – привёз вот в эти развалины дворца и убил его. Вот тут есть особенный тайник, который скрыт от человеческих глаз, и уж неясно как мой беспутный родственник его обнаружил.

— Тогда у меня возникает один нескромный вопрос – ваш родственник избавился от долгов, а что случилось тогда с завещанием? – Насторожилась Беренис.

Принц хитро улыбнулся.

— Уж не знаю, как моему отцу стало известно раньше моего деда, что счета полностью оплачены и стало быть теперь завещание будет опять пересмотрено в пользу родного брата, а этого допустить было невозможно. Отец изучил все случившиеся обстоятельства дела и спустя много лет признался мне, что пошёл в след за братом и когда французский аристократ упал после выстрела моего дяди отец выстрелил в этого беспутного игрока, чтобы закрыть навсегда позор двух семейств за этими стенами.

— Тогда что-то не вяжется. Если ваш отец застрелил своего брата, тогда как погибший мог после всего написать письмо с покаянием? Каким образом он выжил тогда? – Удивилась Беренис.

— Это меня и повергло в шок. Возможно ли такое?

— Есть только один способ проверить это – открыть тайник. – Хмыкнул как всегда бесшабашный Ставро.

Далее последовало более странное зрелище – принц стал ногами на плиту перед каменным троном, просто пошаркал по ней, подобно вытирал ноги перед входом куда-то и поднявшись на трон тут же спрыгнул с него.

— Если верить моему беспутному дяде он обнаружил этот тайник уж не знаю, как, но легенда гласит, что тот правитель, который осквернит имя неизвестной женщины, а именно вытрет об написанное её имя свои ноги будет свергнут с трона……

Неожиданно расступились две стены и место для царя резко накренилось и просто рухнуло в середину открытой ниши, тут же превратившись в ступени, по которым можно было проникнуть во внутрь.

— Если недостойный царь садился на такой вот трон, он тут же летел кубарем вниз, и уже живым не смог бы остаться.

— Женщина определённо была умна и коварна в одном лице. Интересно было бы узнать её имя. – Хмыкнул Ставро.

Однако это мало интересовало сейчас принца, как когда-то и его дядю – он спустился вниз, делая знак молодым людям последовать за ним.

Итак – потайная зала просто приводила в изумление своим наличием золотых предметов и скульптур, величественной статуи прекрасной незнакомки, имени которой пока никто не знал, однако пока Беренис и Ставро на миг застыли от невиданной красоты и роскоши – принц почувствовал, как его охватила паника – здесь не было никаких останков – ни французских аристократов любовников, ни беспутного принца.

Немой вопрос повис в воздухе.

В любом случае письмо подтверждало тот факт, что принц-игрок в ту ночь не погиб, но также потайная зала свидетельствовала о том, что гибель не настигла и прадеда Беренис, а как же тогда Флоранс? Ведь её привезли сюда уже убитой? Что всё это значило?

Парфия.

20 год до н.э.

Царский дворец.

Правление царя Фраата IV

Безлунная глубокая ночь.

Страсть моря

Она покрыла мир своим прекрасным иссиня-чёрным покровом, рассыпав на небе хаотично яркие звёзды.

На удивление стояла такая тишина, что казалось мир погрузился в сон навечно, и от этого становилось как-то даже не по себе.

В покоях Бисфейбанапс не горела ни одна свеча. Ни одна душа в этот час не пребывала и не прислуживала властной царице. Казалось все покинули её жилище, если бы не осторожное волнение воды в бассейне…кто-то медленно передвигался и нарушал уснувший мир.

Некто тихонько подплыл к краю бассейна и положил на него локти – это была сама хозяйка.

На удивление на каменных плитах находилась ещё какая-то сидящая безмолвная фигура, к которой молодая женщина улыбнулась так, что если бы глаза фигуры не увидели это, то она почувствовал бы это сердцем.

— Я бы хотел видеть тебя и не отводить моих глаз, но мы должны благодарить ночь, что она скрывает нас, хотя и отбирает возможность насмотреться на друг друга. – Прошептал чуть слышно он.

— Ни одна свеча не может полыхнуть для нас, если мы не хотим сгореть в пламени немилости царя. – Зашевелила губами, скорее, чем прошептала в свою очередь, молодая женщина.

— Что будет с нами? – Продолжал дальше некто.

— Ты будущий царь, а я уже царица, но наши тела так далеки друг от друга, что только души тянутся быть вместе.

— Если я паду к твоим ногам с мольбой последовать за мной ты мне откажешь. Ты царица, а я стану царём. Так почему мы не можем вершить наши судьбы?

— Ни ты ни я не родились в царских покоях. Цена утраты дороже наших жизней. Это была ошибка встретить друг друга, но если бы повторить всё опять мы поступили бы так же. Влюбились……

Тиберий вошёл в покои легата и тут же сорвав с плеч белоснежный плащ швырнул его у мраморного фонтана.

Эстела, сидящая за бездумным перебиранием браслетов тут же оживилась и пытливо посмотрела на радостного «брата».

Было видно, что у него какая-то новость, однако он не знает, как её сейчас подать.

— Утренние вести привели меня в уныние, и я не знаю, как поступить. Говори, что узнал.

— То, что поведали мне сегодня мои люди – повергло меня просто в трепет. Ты была права – Бисфейбанапс есть чего боятся и даже не представляешь себе, как! Знаешь, кто на самом деле тот шпион, написавший о тебе? Будущий царь Армении, Тигран, воспитанный Римом. Октавиан Август готовит свержение действующего царя и метит его на место старого, и если это случиться, то Парфия ощутит угрозу Рима. Об этом шла речь ещё в прошлом году.

Эстела смотрела на своего «брата» с невообразимым изумлением.

— Тогда что он тут делает?

— А вот это более чем для меня загадка. Его место сейчас в Риме, а этот сумасшедший каким-то странным образом прибывает в Парфию под видом странствующего философа. Поначалу на него и особого внимания то не обращали, если бы он не стал появляться при любом скоплении людей на улицах. Не было случая, когда он не был замечен в толпе зевак, уличных драках или же среди недовольного правления Фраата. Уж не знаю, как ему удалось оказаться среди свиты Бисфейбанапс, что было весьма и не просто. Однажды охранники вытащили его среди приближённых и бросили под ноги царице. Вот тогда он, валяющийся в порохе, распростёртый на земле и протянул ей свиток с написанной красивым почерком поэмой, посвящённый её красоте и уму. Она не осталась равнодушной и велела дать ему скромную должность писца, которая позволяла ему вести скромное существование. Но совсем скоро царской жене пришлось посмотреть на этого скромного поэта совершенно другими глазами, когда, однажды войдя в его покои она нашла на его столике гору исписанных свитков с такими признаниями о жизни при дворе, что повергло Бисфейбанапс в шок. Вот только загадка кому он их адресовал? Нигде не указывалось имени. Было такое ощущение, что Тигран нарочно выложил все послания, ожидая, когда женщина увидит это. Он сразу же признался ей с порога кто он на самом деле, едва ступив на порог своей комнаты увидел изумлённый вид молодой женщины, держащей свитки. Но даже влюбившись в красивого наследника царице так и не удалось выведать кому же он на самом деле адресовал эти письма, но его наблюдательность сразили Бисфейбанапс полностью.

Женщина у фонтана

— Ещё один сумасшедший. – Молодая женщина уронила голову на руки и громко застонала.

— О чём это ты?

— О родном брате Фраата, верховном жреце-врачевателе.

— А что с ним не так?

— Ты знаешь где он бывает каждую неделю? В заброшенном дворце. Месте ссылки жён Фраата. И так, как уже трое из них покоятся в могилах он каждый, раз приходит в залу их упокоения, садится у надгробного камня и часами говорит…

Теперь быть в изумлении была очередь Тиберия.

— О чём говорит? – Почему-то легат сменил свой голос тут же на шёпот.

— Приблизиться к нему никто не решается, так как нет места или колонны, за которую можно спрятаться. Известно только, что никого живого нет вокруг, только он и могилы трёх цариц. По ком он держит траур?

Тиберий потёр пальцами переносицу и задумался.

— А теперь, когда мы знаем правду какова она есть за всех троих, что приходит тебе на ум?

— Бисфейбанапс попала в любовные сети, а Тигран и жрец-целитель поступают отнюдь не как безумцы…

— Как ты помнишь, что тот самый Тигран написал, что тобой кто-то руководит невидимой рукою, так не происходит ли с ними тоже самое? Только вот они знают чью волю исполняют, а ты нет.

— Мне кажется я становлюсь похожа на Бисфейбанапс, любовные сети опутывают меня, и я никак не могу совладать собой, но я не имею права допустить этой ошибки. Царица не понимает, что больше не играет с огнём, она уже окружила себя им и вскоре он испепелит её, но я не должна последовать её стопам. – Тяжело вздохнула Эстела. – Октавиан Август грезил создать из меня возлюбленную Фраата и продолжить служить Риму, а я влюбилась в его брата.

— Император должен быть безмерно глуп, если полагает что отвергнутая им женщина продолжит служить ему.

— Я сжигаю каждое его послание, которые он не перестаёт посылать, и оставляю его без ответа.

— Тогда ты должна чем скорее сблизиться с Фраатом, дабы навсегда уйти от влияния Октавиана-Августа.

— Мне нужен его брат, а не он сам.

Тиберий только с ужасом посмотрел на девушку, однако она тут же поймала его взгляд и громко расхохоталась.

— Я никому не доверяю, Тиберий. Даже если моё сердце наполнено любовью – разум мой твердит сомневаться в этом человеке. Что-то подсказывает мне внутри, что он будет не до конца честен и открыт со мной. Как я ни за что не поверю в наивность и простоту Бисфейбанапс. Разве может она быть столь безрассудной, чтобы позволить себе после гибели трёх цариц пасть под чары чужеземца под носом Фраата? Тигран полагает, что сразил её? Эта женщина не глупа. Никто не способен завоевать её сердце и душу, а неискренность Тиграна будет жестоко ею наказана.

Жилище скромного писца не составило много труда, дабы найти его.

В своих скромных покоях сидел довольно красивый молодой мужчина.

Прекрасно сложенное тело всего лишь немного прикрывали какие-то жалкие одежды, скорее напоминающие облечение раба, чем будущего наследника престола.

В этой убогой хижине находилось только деревянное ложе, письменный стол, полон свитков, табурет, на котором он сидел и маленький столик только для одного глиняного кувшина с водой.

Эстела вошла без стука во внутрь, застав полураздетого хозяина нищенского жилья за работой.

Он что-то писал.

Гостья сразу же отметила его красоту, правильные и строгие черты лица, очень длинные тёмные волосы, а главное эта царственная осанка.

На первый взгляд условия нищего его совершенно не смущали.

«Сестра» легата предстала перед ним и протянула свиток.

Будущий царь поднял на неё голову, и они встретились взглядами.

В этот момент девушка ощутила, что ей стало почему-то не по себе от его глаз, в которых она тут же утонула, однако это было отнюдь не очарование. Тут было другое – от него повеяло холодом.

— Так значит это ты написал? А Бисфейбанапс утверждала, что не знает автора. Я бы тоже так поступила на её месте. Разве можно открывать чувства перед носом своего мужа к другому, даже если этот другой обладает такой неотразимостью? – Слова были произнесены с такой надменностью, что Тигран поднялся с табурета и тут Эстела отметила, что он не просто хорошо сложен, он ещё и довольно высок. В одно мгновение он уже смотрел на неё сверху вниз.

— Я ожидал тебя. – Голос молодого человека отталкивал ещё сильнее чем холод, идущий от него. – Октавиан – Август в бешенстве. С момента твоего прибытия он не получил ни от тебя, ни от Тиберия ни одного послания.

— Я пришла сюда не об Октавиане поговорить! Кому ты писал обо мне и что тебя заставляет думать, что мною кто-то руководит?

Кроме как ничем не прикрытого пренебрежения его глаза ничего более не изображали:

— Мне недоело читать твоё имя в каждом письме, которое посылает своим шпионам Октавиан. Но после того, как Бисфейбанапс пожелала понизить твою самоуверенность в себе и передала тебе одно из моих посланий я понимал, что твой визит ко мне всего лишь вопрос времени.

— Я могу помочь понизить и твоё упрямство, стоит мне только поведать о твоих ночных визитах к царице. Фраату будет весьма любопытно послушать о чём вы шепчетесь в ночи, кто тот кому ты пишешь о Парфии, а Октавиану будет тоже не менее интересно узнать, что именно человек, которого он претит на престол Армении перечитывает его послания шпионам в Парфии и доносит, а вот кому доносит — это прозвучит от тебя уже под пытками. Я бы могла сказать, что твоё место в Риме, а не здесь! Спросить, что ты потерял тут наследник престола Армении? Но всё и так очевидно. Ты выступаешь против двух враждующих между собой держав в пользу третьей…….

— Знай своё место. Ты всего лишь рабыня, которую подарили Фраату! – Взвизгнул Тигран.

— Не ниже чем ты! Полагаешь можешь быть свободным от рук императора? Твоя судьба служить Октавиану, даже если будешь на троне! – Прокричала ему в ответ Эстела.

Неожиданно сильная рука наследника бесцеремонно схватила запястье молодой женщины и приблизила к себе так, что теперь она чувствовала на себе его тяжёлое от гнева дыхание, а налитые кровью глаза впились казалось просто в её душу.

— Я не тот, кого можно подчинить какой-либо воле. Никто в этой жизни! Никто не будит диктовать мне как поступать!

— Поэтому ты оказался здесь и под носом самого царя играешь роль героя любовника в спальне его жены? – Хмыкнула с презрением Эстела. – Или же ты думаешь, что царица лёгкий трофей, который уже достался тебе даже без боя? Ты по ходу никому не раскрываешься до конца, а Бисфейбанапс не любит неискренности! Но вижу ты ещё не осознаёшь во что влез. Не будешь никому служить? Да как же? Твоя ролю всю жизнь быть марионеткой в руках Рима, как бы ты того не желал – ты всегда останешься зависимым, а не свободным! — Парировала желчно Эстела.

Почти с нечеловеческим усилием Тигран подавил в себе нахлынувший на него гнев и его рука, уже собиравшаяся ударить со всей что не есть силы это надменную римлянку опустилась и только сжалась в кулак.

А дальше последовал хаос – в скудное жилище ворвались несколько солдат, схватили обеих за руки, силой опустили на колени и заставили выпить содержимое из глиняных флаконов.

Наступил полный провал в памяти……

На утро дворец наполнился шёпотом за колоннами. Однако его невозможно было подавить, даже если бы пришлось казнить всех подданных и прислугу.

Едва солнце взошло, как в покои царицы Бисфейбанапс ворвались вооружённые люди вместе с правителем Парфии и обнаружили на ложе спящих… Тиграна и Эстелу. Оба ничего не помнили, так как действие какого-то лекарства было слишком большим.

Хозяйка же покоев в эту ночь уснула на ложе Фраата. Получив послание, что он хочет видеть её женщина удалилась к нему и прождала там мужа, пока усталость не взяла над ней верх, и она уснула в его постели.

Фраат не вернулся к себе в эту ночь.

Дела увлекли его в военные гарнизоны, что размещались довольно далеко от города.

Письмо какого-то неизвестного автора заставило вскипеть в его жилах кровь, вскочить на коня и что есть силы помчать во дворец, дабы прибыть до конца ночи.

Содержание послания было кратким, но заставило содрогнуться всё внутри – единственная уцелевшая от интриг жена царя встречается каждую ночь с римским шпионом, и он покидает её ложе каждое утро.

Увиденное ранним утром повергло Фраата в шок и изумление.

Казалось царские своды рухнут и весь дворец превратиться в пыль от крика и гнева самодержца.

Что это? Кто стоит за этим? И какого врага Фраат ещё не знает в лицо?

Тем не менее действия царя разительно отличались от его первоначального гнева и заставили подданных шептаться не только больше, но и громче.

Ещё бы.

Царь вернулся в свои покои спустя несколько часов, как обнаружил на своём ложе мирно спящую, но оклеветанную в письме жену.

Она давно уже проснулась, однако плохо делала вид, что ещё пребывает в объятьях сна.

Супруг каким-то необычайно спокойным тоном повелел её одеться и возвращаться к себе.

Больше жена никак не занимала его мысли.

То же он сделал с Тиграном и Эстелой.

Правда «сестру легата» он поручил заботе Тиберия и до выяснения обстоятельств «настоятельно рекомендовал» не покидать пределы их нынешнего пребывания.

Тигран вернулся к себе. Обосновался снова в скромной своей лачуге и занялся написанием «исторических мемуаров».

Что это?

Почему Фраат так отнёсся ко всему? По какой причине все избегали наказания?

Самодержец погрузился в долгие раздумья. Пока он дал волю всему окружению судачить о случившимся без умолку вечерами он стал отсутствовать на разного вида пиршествах, никого не принимал и переложил мелкие дела на своих визирей.

Сам же по долгу засиживался за папирусами, которые изъяли из лачуги Тиграна, постоянно перечитывал их.

Было не понятно, почему их никуда не отсылали.

Автор написанного прекрасно понимал, что если ему дали волю, и оставили дальше жить в его скромном жилище, то теперь за каждым его поведением следят сотни невидимых глаз. Они по всюду.

Тиграну больше ничего не оставалось, как снова обмокнуть перо в чернила, взять новый папирус и продолжить писать.

Царь действительно наблюдал много за римским шпионом.

Пока тот мирно царапал пером папирусы – опросили всех, кто видел или слышал о нём, пока он бродил по улицах. То, что Тигран сегодня не раскрывался не значило, что завтра или послезавтра он как-то не проявит себя.

А Фраат никуда не спешил.

Но было ещё одно – кому понадобилось пятнать честь его жены? Потом кто пытался опровергнуть её причастность к измене? Зачем? Какое она имела отношение к Тиграну если сказали всё-таки правду? Или какой смысл был проводить ночь в покоях его жены Эстеле? Этих двоих невозможно было разбудить в течении часа. Врачи даже назвали сильнодействующее снотворное, которым их вдоволь напоили. То, что они ничего не помнили – было очевидно.

Итак. Работа кипела. Было допрошено множество прислуги. Подняли на ноги все шпионские сети. Задействовали в поиски более ста человек. Теперь оставалось только ожидать, чтобы прояснить всё до конца.

Однако новость пришла не оттуда, откуда её можно было ожидать, и она порождала ещё один вопрос, который не имел тоже ответа.

Всё случилось на третий день после происшедшего.

В жилище Тиграна вошли и не успел он ещё оторвать взор от своей работы, как стол со всеми принадлежностями был в ярости опрокинут.

Он с изумлением посмотрел на сумасшедшего и только встретился с обезумевшими от гнева глазами Бисфейбанапс.

— Ты что себе позволяешь ничтожество? – Это было трудно назвать голосом царицы. Такого крика ему ещё не доводилось слышать. И куда делся нежный и влюблённый голосочек, раздававшийся ему только недавно из её уст безлунными ночами?

Неожиданно в воздухе что-то засвистело, и резкая боль по лицу от плети просто свалила его с ног. Он упал тут же сначала на колени, а потому просто всем телом на землю у ног Бисфейбанапс.

— Ты кто такой, чтобы использовать моё ложе с римлянкой? – Её крики всё больше и больше усиливались.

— Тебе не хуже моего известно, что к этому я не имею никакого отношения. Нас чем-то напоили, а после мы очутились в одной постели. Нашу непричастность принял даже твой царственный муж.

— А письма написанные, чтобы опорочить меня в глазах супруга? Ты тоже не причастен к этому?

В воздухе раздался свист снова и лежащему на полу Тиграну стали наносить удары с каждым новым взмахом руки.

Он долго держался, чтобы не кричать, до последнего кусал губы и сжимал кулаки, покуда не потерял сознание.

И тут обезумевшая от гнева царица остановила свой взгляд на довольно любопытном зрелище.

На месте разведения огня каждую ночь были положены аккуратно стопка свитков и старательно присыпаны золой, но их никто не сжигал. Их подобно приготовили к сожжению, но почему посыпали остывшим пеплом?

И тут женщину осенило.

Она наклонилась над бесчувственным Тиграном и грубо подняв его голову за волосы чуть слышно прошептала:

— Разве римлянка не предупреждала тебя, что я не прощу неискренности? Неужели ты мог подумать, что я приму недосказанное?

С этими словами она отпустила голову наказанного, поднялась на ноги и приказала всем покинуть жилище Тиграна.

Теперь оставалось ожидать, что же станет со свитками, испачканными в золе.

Терпеливое ожидание в конце концов было вознаграждено – в полночь некто проник в «покои» Тиграна. Не обратив никакого внимание на так и остававшегося лежать избитого на полу «хозяина дома» осторожно изъял все приготовленные на остывшем очаге папирусы, засунул их в мешок и быстро покинул убогое жилище.

Теперь Бисфейбанапс оставалось проследить куда же он направиться.

На удивление преследуемый учуял, что за ним следят и бросился бежать. Остановить его удалось только выпущенной стрелой.

Острая боль, поразившая бедро тут же свалила незнакомца на землю, и он смиренно закрыл глаза, теперь уже ожидая своей неминуемой участи.

Бисфейбанапс приказала поднять его, изъять приготовленные Тиграном свитки и властно бросила незнакомцу:

— Кому ты относишь письма римского шпиона и как имя его?

Пойманный посыльный только презрительно хмыкнул и потупил взор.

— Обещаю с тобой ничего не случится если ты назовёшь его имя и отведёшь нас к нему.

— Тиридат. Мне неизвестно, где его можно найти, так как у фонтана трёх львов у меня всегда забирали свитки среди ночи. Я никогда не видел лица того человека, но от него пахнет…

Неожиданно он выпучил от резкой боли глаза и глухо застонав повалился на землю, больше ни разу не шелохнувшись – две стрелы разом впились в его спину и не дали сказать всю правду.

Царица даже не успела вздрогнуть.

Устраивать засаду у фонтана в ночи смысла не было.

Их раскрыли, но имя которые он назвал повергло Бисфейбанапс в шок.

— Пока твои люди усердно следят за Тиграном он продолжал писать письма, подкладывая их в остывший очаг, старательно осыпав золой. Кому бы пришло в голову искать их там кроме того, кто был осведомлён о них? Никому. А знаешь имя того, для кого они были предназначены? Тиридат. — Царица всё это выпалила разом, едва переступив порог покоев Фраата, бросив ему на стол свитки, отнятые у неизвестного посыльного.

Царь не помнил, как в его руках сломалась деревянная фигурка, которая служила рукояткой тоненького кинжала.

— Все переговоры с Октавианом вернуть мне Тиридата и моего сына увенчались ничем! А теперь ты говоришь, что этот бродячий историк пишет письма моему брату? В Рим? Может ли что-то происходить без ведома императора? Никогда! Пусть немедленно доставят мне Тиграна!

Но Тиграна не оказалось в его жалком жилище. Он просто исчез из-под носа множества народу, что неустанно следили за ним.

В покоях в саду легата стоял страшный скрежет от скрещения саблей. Складывалось такое впечатление, что группа вооружённых воинов пытается захватить Тиберия.

С другой стороны, такое можно было и принять. Противников было двое, и Тиберий яростно оборонялся от них, задействовав две своих руки, раздавая удары на лево и направо.

Всё это проходило на широкой галерее, обвитой плющом, расположенной вокруг неглубокого бассейна.

Противники на самом деле были собственной охраной римской делегации, с которыми время от времени устраивали тренировки.

Сегодня им было приказано особенно не жалеть легата и вложить в бой всю свою силу, которую они бы проявили на военном поле.

Эстела лежала на кушетке под навесом и безразлично смотрела на яростную борьбу своего «брата».

— Никогда не видела тебя столько дерзким, как сегодня! Что побудило тебя избрать сегодня два противника вместо одного? — Бросила она ему.

— Ты ещё спрашиваешь? Только так я пытаюсь собрать все мысли вместе, потому, как события просто захлёстывают двор и теперь я должен понять, как нам теперь действовать. Меня не просто переполняют эмоции! — Восторженно крикнул Тиберий.

— Если ты поделишься со мной ними, возможно я тоже почувствую нечто подобное! Где гарантия, что мне после твоих слов не захочется вцепиться в горло и не задушить Бисфейбанапс!

— Ты более коварна чем я! Как видишь, никого по-настоящему я не собираюсь лишать жизни.

— Тебя не обесчестили так как меня Тиберий. В этом между нами и разница!

Легат дал знак воинам прекратить бой. Поблагодарил солдат за хороший урок и тут же подсел в кресло возле кушетки «сестры»

— Как тебе известно Тигран исчез. Бисфейбанапс прекрасно отплатила своему возлюбленному за неискренность, и избила его чуть ли не до смерти, но кто-то ему помог скрыться.

— Ну об этом не слышал во дворце разве что глухой. – Отмахнулась безразлично молодая женщина.

— А ты знаешь кому он писал письма? Ведь этого никто не озвучивает! Тиридату! Брату царя!

— Человеку, свергнувшему Фраата с трона, а когда тот отвоевал престол снова его брат бежал в Сирию к римлянам? Так ведь его сторожит как зеницу ока сейчас целая армия в Риме. Октавиан-Август ни за что не согласился бы вернуть его Парфию! –нахмурилась Эстела.

— Именно! Что из этого исходит?

— Он действует за спиной императора? Да кто в такое поверит?

Неожиданно перед «семейством» возник слуга и низко склонившись подал свиток.

— Просили передать для «сестры» легата.

Эстела тут же взяла маленький кусочек папируса и развернув нахмурилась:

— Подпись отсутствует, но…мне нужно уехать в заброшенный дворец. Меня ожидает там верховный жрец.

— Как же ты туда попадёшь? – Спохватился Тиберий.

— Прикрой меня, за мной пришли. Я поеду с ними.

С кем было не ясно, но Эстела исчезла как всегда и оставила Тиберия в полном недоумении.

Он тяжело вздохнул и задумчиво откинув голову назад, закрыл глаза.

Мысли смешались, легату нужна была тишина, но не в этот раз.

Кто-то галантно откашлялся, и Тиберий с нескрываемым недовольством посмотрел на выросшего перед ним своего секретаря.

Скромная личность помощника легата казалось не представляла ничего особенного, но это было только на первый взгляд.

— Ты пришёл показать свои новые эскизы Адриан?

Легат попытался проявить учтивость.

— Мне удалось изобразить многих под сводами этого дворца, Тиберий, но кое-что никак не даёт мне покоя.

— Тигран безустанно строчил письма, а ты рисуешь всех, кого увидел хотя бы однажды.

— Не думаю, что то, что я тебе сейчас покажу заставит тебя думать, что я занимаюсь бесполезным делом. – С этими словами он открыл деревянную папку и извлёк из неё два папируса. – Я сделал этот рисунок два года назад, а вот этот две недели назад. Посмотри внимательно на их оба. Что ты увидел?

Тиберий внимательно взглянул на один и второй и вдруг громко выкрикнул:

— Мы всего лишь стадо баранов перед хитростью императора!

*******************

Эстелу привели в тронный зал разрушенного дворца.

Помещение было довольно огромным, без особого лоска.

Здесь царила тишина.

В отдалённом углу стоял спиной какой-то мужчина в длинном походном плаще, заломив руки. Это был не кто иной, как верховный жрец.

Он смотрел как-то бездумно на три надгробные плиты цариц, которым почему-то избрали место тут.

Было по крайней мере странно видеть, что послужило причиной такому решению.

— Почему ты опять здесь? Ты часто приходишь сюда! Кого ты из них оплакиваешь? — Эстела воскликнула так громко, что эхо разнеслось по всему старому дворцу.

Жрец повернул к ней голову, но ничего не ответил:

— Я задала тебе вопрос. Почему ты молчишь?

— Ты победила, римлянка! — Раздался неожиданно голос вошедшей Бисфейбанапс, который звучал надрывисто. Почему-то она не была уже так властна и самоуверенна в себе женщина. — Ты спросила кого он оплакивает? Я подумала об этом также, как и ты поначалу. Однако ни умершие жёны царя ни я ещё живая его супруга никогда не смогли бы быть достойными его внимания. Его заставляли приходить сюда другие дела.

— Что ты здесь делаешь? — Изумилась Эстела, тут же переведя всё внимание на неожиданную тут гостью.

— А ты не знаешь? Возможно не ты приходила ещё раз в мои покои и оставила мне послание, что Фраат знает о моей связи с Тиграном. Кто-то оставлял на папирусе каждое моё и его слова, всё что мы говорили друг другу. Я не пожелала дожидаться, когда за мной придут, поволочат к царю и поставив перед ним на колени отрубят голову. Я пришла сюда сама, чтобы не позволить Фраату сделать это собственноручно, а умереть самой.

— За то бесчестие, которое ты совершила со мной я должна была бы не доносить на тебя царю, а самой с тобой поквитаться! У меня не было времени подумать, как поступить, но это не моих рук дело! Стало быть, ты знаешь не всех своих врагов.

— Это сделала не она, а я. – Раздался неожиданно голос незнакомой женщины, от которого Эстела вздрогнула и повернув голову к вошедшей женщины пронзительно вскрикнула:

— Нора? Ты? Но как?

— Моё имя Муза. Это я была для тебя Норой. Пять лет назад Октавиан-Август подарил меня царю Фраату, так же, как и тебя. Я не просто понравилась ему, но он стал забывать своих других жён, стал пренебрегать ими, больше не посещал ни одну из них и только со мной проводил все ночи. Спустя месяц царь женился на мне и сопроводил их всех в этот заброшенный дворец.

Но было не в привычках Бисфейбанапс сдаваться, пока три другие опустили уже руки. Это она придумала план, как избавиться от меня, но перед этим унизить…

Именно в этом зале царица приказала вырезать на плите моё имя и установить это прямо перед троном таким образом, чтобы садившийся царь, каждый раз ступал на него ногами.

Меня выкрали из дворца в одну из глубоких ночей. Каждая из них по очереди забиралась на трон, вытирая ступни своих сандалий об моё имя. Они делали это перед моими глазами, когда я связанная стояла на коленях пред всеми жёнами, а потом подменили меня с рабыней, которую отправляли императору Рима в дар. Так я оказалась снова подаренной Октавиану.

— Просто вернуться ты не смогла, поэтому понадобилась я. Теперь становиться ясным, почему были установлены надгробные плиты виновных цариц именно в этом зале. Тигран оказался-таки прав, когда писал, что я исполняю чужую волю, а я это очень поздно поняла. Как права оказалась и Быисфейбанапс, когда поняла, что верховный жрец приходит сюда не оплакивать кого-то из них. Только теперь становиться понятно с кем он так долго говорил. Это была ты. Это ты руководила всем убирая одну за другой жену Фраата, пока очередь не дошла до самой умной и сильной. – Эстела нашла место на каком-то камне и просто рухнула на него.

— Я всегда полагала, что знаю, что делаю, теперь понимаю на сколько была глупа, позволив тебе жить, отправив к Октавиану опять. – Горько обронила царица.

— Теперь уже нет нужды сожалеть Бисфейбанапс. Ты прожила прекрасную жизнь от служанки царицы до самой царицы. – Эстела просто не узнавала так изменившегося голоса своей подруги, в котором звучала надменность и пренебрежительность ко всему.

Царица посмотрела в упор на Музу.

— Полагаешь я доставила бы кому-то удовольствие расправиться со мной? Перед тем как войти во дворец я уже приняла яд. Ещё немного и жизнь покинет меня. Здесь будет на одну нишу больше, куда меня скорее всего сегодня и поместят. Это и в правду было непростительной ошибкой ранить, но не добить врага. Тебе это тоже послужит уроком, Муза. – Бисфейбанапс шатаясь поплелась к выходу из зала и едва она вышла за порог и скрылась из виду как тут же послышалось как она упала на землю.

— Прощай Бисфейбанапс. – Презрительно хмыкнула Нора. – Ей хватило всего лишь подложить ложь, что всё известно Фраату, как она тут же покончила собой бедняжка. Отныне у царя нет других жён кроме меня.

Эстела вздрогнула.

— Я оплакивала тебя Нора. Ты была самым близким мне человеком, хотя на самом деле ты никогда не была для меня больше чем врагом.

Муза посмотрела на неё бесстрастно и хладнокровно проронила:

— Это было решение Октавиана подружиться с тобой, войти к тебе в доверие. Инсценировать моё убийство, хотя стрелы в моём теле были подлинными и действовать за твоей спиной так, чтобы ты этого даже не почувствовала.

Жрец наконец повернулся и тут же потупил взор.

— Почему ты молчишь? Я подобно девчонке влюбилась в тебя и мечтала о встрече с тобой каждую минуту, но теперь уже боюсь думать, что было в твоей душе. Что ты чувствовал или же не чувствовал ничего ко мне! Мне так нужно услышать что-то от тебя, или же убей меня своей правдой, так как мне больше нет смысла продолжать тут находиться. Я была всего лишь пешкой в игре до возвращения Норы, теперь во мне нет надобности.

— Вы полагаете Шехриверу есть что сказать? – Неожиданно раздался голос вошедшего Тиберия. – Знаете, что означает его имя? Желательная власть! А почему? Сегодня мой секретарь и художник раскрыл его тайну, как никогда бы я не подумал об этом. – Легат развернул два папируса и демонстративно направил его перед глазами жреца. – Это портрет Тиридата, который мой секретарь нарисовал два года назад в Риме, а это ваш портрет Шехривер. Хотя я должен звать вас правильнее Тиридат. Мы все полагали, что письма доставляются свергнутому царю в Рим, но как оказывается, что царь то в Парфии, спокойно исполняющий роль жреца и врачевателя. Безусловно пришлось побрить свою бороду, окрасить уже коротко остриженные волосы в седые вместе с бровями и даже взять историю одного бедного юноши, вашего брата, которого и в правду действующий царь продал пиратам, но его дальнейшая судьба была не известна. И никому бы даже в голову не пришло, что родной брат Фраата, одолживший совсем недавно у него трон добровольно возвращается в Парфию. – Тиберий даже не заметил, как от его звонкого голоса просто задрожали стены. Это было его великое выступление оратора, которым он в Риме никак не славился.

Но сегодня ему удалось раскрыть много тайн……

Нора презрительно хмыкнула.

— Я восхищена вашей сообразительностью Тиберий. Хотя такой исход вряд ли пришёлся бы по душе нашему императору.

— А разве вас это так сильно волнует Нора? Пока Эстела должна была завоевать внимание Фраата вам предстояло осуществить свержение царя снова. Ваше возвращение не было продиктовано занять место жены Фраата, а стать женой царя Тиридата. Также интересная роль Тиграна, на честолюбии которого Шехривер прекрасно сыграл. Это из-за вас Тигран совершил отчаянный поступок, бежал из Рима и стал действовать в пользу будущего царя Тиридата. Это по велению вашему и Норы он сблизился с Бисфейбанапс, дабы после легко убрать её с дороги. Что вы ему пообещали? Что на троне Армении он не будет ни от кого зависеть? Полную свободу от Рима? Он будет под защитой Парфии? А Рим утратит контроль над Арменией. Прекрасный план. Но и ему вы не открываете своего настоящего местонахождения. Всё это время он полагал, что Тиридат то в Риме. Именно с побегом Тиграна Октавиан осознает свою просчёт, что возвращение Тиридата и Музы в Парфию было ошибкой, никто ему покоряться впредь не будет.

— На вашем месте я бы подумал каково будет ваше положение Тиберий после того, как я стану царём. Полагаете вы нужны Октавиану? Вы исполнили свою миссию. Император видел в вас участника заговора и полагал, что живым вам отсюда не выйти. Вы же открыли секреты, которые вас никак не касались. Теперь же неуважительно говорите с царём и царицей.

— Для начала вам нужно ими стать. Нравиться вам это или нет, но при власти пока ваш брат, которого вы ещё не свергли. А за меня не стоит переживать. Я покидаю Парфию сегодня же вечером. Куда будет лежать мой путь знаю только я. В любом случае меня ждёт моя вилла на берегу Эгейского моря и тихая жизнь в одиночестве.

Эстела чувствовала, как её одолевает только одно страстное желание – покинуть этот мир, как это уже сделала Бисфейбанапс.

Это был миг, когда предательство просто витало в воздухе. Октавиан, Нора, Шэхривер и даже Тиберий отворачивался от неё, потому, что она уже была никому не нужна.

Молодая женщина молча поплелась к выходу, где вот уже как час находилось неподвижное тело царицы.

— Ты покидаешь нас? – С издевкой бросила вдогонку ей Нора.

— А во мне ещё есть какая-то надобность? Возможно царица выпила не весь яд, тогда я могла бы принять то, что у неё осталось и покинуть этот мир в след за ней.

Неожиданно сильная рука схватила её за локоть и потащила назад к Норе и Тиберию. Это был Шехривер.

— Ты влюбилась в человека, с которым сегодня мы стали супругами. Вскоре мы наследуем эту империю и станем править, оказав сопротивление Риму. – Бросила с издевкой Нора.

Неожиданно молодая женщина вырвалась из рук брата царя и побежала к трону.

То, что дальше происходило было полное безумие. Она стала с ненавистью вытирать подошвы своих сандалий об имя Музы, а потом медленно поднялась на трон.

Женщина со стрелой

— Ты заслужила на это унижение и от меня, Нора! — Вскричала Эстела сквозь слёзы. – А ты Шехривер? Помнишь, что я сказала тебе в первую нашу встречу? Что ты не властен всколыхнуть ветра, поднять до неба песок, привести в панику весь дворец и похитить меня из него навсегда.

— Нет! – Вдруг вскричал Шехривер и бросился к трону. Он тут же взобрался на него и схватив за руку женщину попытался её стащить с места, но тут произошло невиданное – в мгновенье ока расступилась стена за каменным царским местом и трон тут же резко повалился куда-то глубоко в создавшуюся пустоту – Эстела и Шехривер покатились, кубарем вниз не издав больше и звука.

Нора вскрикнула и закрыла в ужасе лицо.

— Они угодили в твой капкан, который ты соорудила месяц назад для тех, кто посмеет ступить на твоё имя ещё раз однажды и таковы нашлись.

Тиберий с болью закрыл глаза и горестно бросил:

— Теперь ты становишься единственной возлюбленной женой Фраата. Твой царственный муж никогда не узнает, что Тиридат вернулся в Парфию, дабы свергнуть брата с трона опять, как и никто не узнает никогда, что ты сочеталась браком с его братом. Но всё изменила его встреча с Эстелой. Она многим напоминала тебя, но как мы можем теперь понять, что в конечном итоге твой муж выбрал её и пренебрёг опять взойти на трон. Теперь ты можешь спокойно возвращаться к Фраату, и одев маску смиренной жены вершить свои великие дела.

С этими словами Тиберий забросил свой плащ на плечо и в мгновение ока покинул дворец призраков.

Скульптура

Муза будет иметь огромное влияние при Парфянском дворе.

Ещё больше упрочиться её власть, когда она родит сына и будущего царя Фраатака.

Это она спустя много лет уговорит своего мужа отправить на обучение всех царских сыновей от предыдущих жён в Рим, с которыми будут обходиться там не больше ни меньше, как с царскими особами, заключёнными в плен. Это она в последствии убедит своего сына покончить с престарелым отцом и Фраатак займёт его место.

Маленький осколок стрелы, затерявшийся в чужой стороне, который сменил картину на «живой мозаике», убрав с неё и жён и сыновей, и самого правителя Парфии не что иное как образ Музы.

Однако, когда новый царь Фраатак не сможет удержать власть в своих руках и вынужден будет бежать в Рим, последним пристанищем царицы опять окажется заброшенный дворец. Но она вернётся сюда не для того, чтобы жить здесь, а для того, чтобы сделать то, что уже совершили до неё много-много лет назад другие царицы.

Здесь давно ожидали её все четыре царские жены, которые сражались с ней, но проиграли её хитрости.

Все четыре женщины, дети которых были изгнаны из Парфии и утратили шанс стать на царский престол.

Могилы всех соперниц перед нею, восседающей на троне.

Только это было уже в прошлом. Она уже не была на троне, но ещё оставалась жива.

Странно, что сожаления не одолевали её по утраченной власти, что её сын бежал в Рим, и его судьба теперь была неизвестной.

Всю жизнь ей не давало покоя то обстоятельство, что когда-то Тиридат так легко согласился умереть ради женщины, которая не должна была значить для него больше чем Муза. Это был слишком болезненный удар, рана от которого так и не зажила спустя годы.

За несколько лет до падения власти сына царица появилась во дворце, приказала привести в действие механизм тайника и спустившись в низ ещё раз ощутила боль в самом сердце – жалкие останки Тиридата и Эстелы так и застыли навсегда в неподвижной позе крепко обнимая друг друга.

Словно предчувствуя скорую утрату власти, она приказала принести много золота, а возлюбленных просто засыпать монетами, пока над ними не появилась их большая гора.

Теперь же она возвратилась во дворец одна. Гонимая народом, покинувшая свои покои в ночи царица больше не имела ни желания, ни сил бороться и противостоять. Она просто хотела уйти из этого мира и стать невидимой.

Женщина привела в действие механизм трона, медленно спустилась в залу, заставленную золотом, драгоценными камнями и с облегчением вздохнула, когда тайник закрылся за ней навсегда.

**************************

Тегеран. Дворец Саадабад

Дворец

Принц Кир не знал уже что и предложить своим гостям, которые находились в огромной роскошной гостиной, обстановка которой напоминала скорее времена Людовика ХV и напрочь была лишена каких-либо восточных мотивов.

Им не переставали предлагать разнообразные сладости после царского обеда, и постоянно спрашивали не желают ли гости ещё кофе.

Это выглядело более чем странно, если учесть, что несколько часов назад Беренис и Ставро были на правах пленников, с которыми были готовы бесцеремонно покончить за правду, которая не подтвердилась.

— Итак. Чем мы располагаем? – Аристократка отпила кофе из фарфоровой чашки и поставив её на блюдце пытливо посмотрела на принца.

— Тем, что было совершено по крайней мере три убийства, однако мы не нашли каких-либо их следов спустя множество лет. – Пожал растерянно плечами Кир.

— Если у вас впредь нету никаких причин скрывать от нас об этой истории что-либо, то может ваш отец мог что-то больше рассказывать, что стало после того, как он выстрелил в брата? Не было ничего такого, что могло бы пролить свет на эту тайну?

Кир задумался и попросив слугу налить ему ещё кофе проронил:

— Это всё, что было мне известно в этой истории до этого дня. Но однажды, когда мы проходили не далеко от последнего пристанища наших предков с его уст слетели такие фразы: «Когда моё бренное тело будет покоиться в мавзолее, полагаю мне уже не будет стыдно рассказать о том, чего я не решусь никогда сказать при жизни. Ты можешь посетить меня однажды. Только не приноси мне цветы. Ты знаешь, что я их терпеть не мог сорванными в вазах при жизни. Они должны расти в земле и радовать наши глаза.

Ничего не измениться и после того как я покину этот мир. Так что приходи с пустыми руками. Ключи от места моего упокоения будут находиться в нише под серебряным кофейным столиком».

— Было ли что-то странное после его смерти? Возможно письма, предметы?

Вместо ответа Кир встал с кресла, подошёл к одному из кофейных столиков, вытащил из потайной ниши ключ и показал гостям:

— Несколько лет назад я пытался открыть двери мавзолея, но ключ оказался совершенно неподходящим. Пока наша семья не спешит сменить замок. Так у нас сохраняется вера в то, что ещё не придётся долго открывать двери мавзолея.

Беренис нахмурила бровь:

— По-видимому отец положил ключ ещё при своей жизни. Кто-то закрыл мавзолей после похорон и это были точно не вы.

— Верно. Это был наш дворецкий. Я полагал, что ключ он после положил в столик. Стало быть, это вещь от какой-то другой двери? И почему я раньше об этом не подумал?

Ставро подошёл к ним и взяв в руки ключ стал вертеть его в руках.

— На нём изображены тюльпаны. Это вам может о чём-то говорить?

Принц задумался, а потом его внезапно осенило.

— Есть место, которое распорядился построить мой отец. Роскошная беседка, которая спрятана от посторонних глаз. Даже после того, как он покинул нас по его воле, там всегда растут множество разноцветных тюльпанов.

— Так почему мы теряем время? Пойдёмте туда. Полагаю, вы там ни разу сами не были, принц! – Всполошилась Беренис и первая открыла двери гостиной, чтобы отправиться на поиски неизведанного.

Статуи в саду

Место было и вправду живописным.

Это была поляна, окружённая широколистными пальмами, всегда залитая солнцем, которая просто утопала в цветах.

В самом центре стояла и в правду великолепная беседка, выполненная в восточном стиле из розового мрамора. С разных сторон строения красовались четыре огромные статуи сидящих львов, из ртов которых сочилась вода и текла по множеству желобкам, чтобы раздать такую необходимую воду цветам.

— Вы что и в правду здесь никогда не были? – Удивился Ставро.

— Всего лишь раз, когда отцу привезли огромное количество цветов для этого места. Вот тогда мы и провели тут несколько часов.

— А, во внутрь вы не заходили?

— Не думал, что убранство в беседке могло представлять для меня какой-либо интерес. – Пожал безразлично плечами принц.

Беренис тяжело вздохнула:

— Давайте ключ. Я открою двери.

То, что предстало перед взором вошедших просто сразило их на повал…

Внутренняя обстановка открывала взору…две надгробные плиты на которых было высечено имя Шарифа Пехлеви, а на другом Амалии Феличе Даммартен.

На нескольких кофейных столиках стояли их совместные фото, когда они были ещё молодыми и по всей видимости хорошо проводили время.

На плите Шарифа находился альбом, в котором было больше совместных фото, на которых тогда ещё молодые люди проводили время и в Греции, и в Италии, в Испании.

— Моя прабабка Амалия здесь? У них был роман? – Беренис чуть не задохнулась от возмущения. – Она ведь всю жизнь отзывалась за прадеда как предателя семьи. А сама? Стоп. Ведь её последнее пристанище в нашем родовом склепе.

— Так моего отца тоже изначально похоронили там. Вот это да. Теперь понимаю, почему мой отец держал рот на замке все эти годы. Где же такое расскажешь, как не после того, как покинешь этот мир.

Под альбомом лежал пожелтевший конверт. В нём было письмо, адресованное Киру.

«Если ты читаешь это письмо мой мальчик, то понимаешь какую тайну я скрывал все эти годы. Теперь мы имеем право покоиться в одном месте под одним сводом нашего маленького мавзолея, где мы собрали весь наш мир воспоминаний и общей жизни. Амалия покинула меня раньше, и я сделал всё возможное, чтобы выкрасть её тело и перевезти сюда. Её место было рядом со мной. Теперь ей не нужно было оправдываться перед семьёй, играть роль одинокой добропорядочной дамы, а быть просто моей. То же самое должно было случиться и со мной. Добропорядочный отец покидает своё место в мавзолее чтобы соединиться с любимой женщиной. Вот теперь мы вместе. Мы больше не должны всему миру, больше не существует никакой ширмы приличий и канонов, за которой мы прятались все эти годы. Но все эти тайны не запрещали нам радоваться жизни что мы и делали всё отведённое нам время. Наше знакомство состоялось после того, как я узнал о том, кто покрыл долги моего брата. В тот момент я узнаю, какую цену заплатил Керим. Я не только знакомлюсь с баснословно богатым промышленником Полем де Монморанси, который узнал о измене своей жены, но и женой её любовника. Вот в тот момент я и увидел эту прекрасную и холодную на первый взгляд аристократку. Ни один из пострадавшей стороны не имел права расторгнуть брак, но муж Флоранс не был из тех, кто мог просто закрыть глаза на похождения жены. И тогда он поручил моему брату убить её. В тот момент я не мог позволить Кериму просто вернуть всё проигранное и этим самым склонить моего отца

отписать опять причитающее состояние ему, которое отец уже отдал мне. Мне стало известно место, куда привезли уже бездыханную Флоранс и Жистен попросил моего брата покончить и с ним. Я появился в тайнике царицы после убийства любовников. Теперь оставалось покончить с моим братом. Последняя пуля осталась за мной. Спустя несколько месяцев после происшедшего я стал проявлять знаки внимания Амалии. И только через год она ответила мне взаимностью. Так у нас завязался роман. Это были совместные поездки, романтические вечера, которые не несли с собой ничего большего чем просто проведение время вместе, как два друга. Несмотря на то, что я был свидетелем гибели её неверного мужа, а сам был вдовцом много лет Амалия не принимала что-то большее, чем дружбу. Я был терпелив. Она была чрезмерно осторожна, наверное, потому, что была также косвенно причастна к гибели Жистена и должна была играть роль порядочной женщины и хранительницы очага, даже если её оставил супруг. Было также заметно, что она не только боится общественной огласки, но и мужа любовницы её супруга. Он показал уже на что был способен, поэтому не было надобностью посвящать его в детали наших завязавшихся отношений. К тому же я был уверен, что он в курсе, кто выстрелил и в моего брата. Мне кажется в то время, что мы боялись всего мира.

Всё изменила смерть этого влиятельного человека. Неожиданно выяснилось, что его неверная супруга не умерла в тот роковой день, а была заточена в монастырь, где находилась под строгим надзором. Не спрашивай, как это произошло, но всё случилось именно так. В случае непослушания Жистен был бы немедленно убит и её об этом уведомили. И только после кончины Поля да Монморанси она смогла покинуть мрачные стены монастыря на Кипре и обосноваться в крошечном домике в Греции. Это было поместье её родителей.

Жистен …провёл все эти годы в пустыне Сахаре среди бедуинов. Его они и нашли в песках еле живого, умирающего от жажды.

Он прижился у них и никак не подумывал их покинуть. Однако все эти годы Жистен даже не мог догадываться, что к нему был приставлен человек по приказу супруга его любовницы. Если бы он хоть раз бы попытался сбежать с поселения его попросту хладнокровно бы убили.

Но было ужасно ещё одно обстоятельство.

Её супруг повелел передать письмо своей жене и её любовнику о нашей косвенной причастности к их мучительной жизни порознь и что у нас продолжительный роман. Мы были с Амалией в шоке. Когда Поль де Монморанси был уже не страшен нам мы подумывали уже о браке, но теперь у каждого из нас затряслись поджилки.

Более того не было понятно, что случилось с Керимом, так как оказывается он оставался тоже ещё живым, только вопрос как? Он ведь мог в один день тоже прийти к моему отцу и открыть всю правду. Господин Монморанси открыто смеялся над нами с небес, а мы дрожали от страха как мыши.

Что делать?

Жистен и Флоранс встретились в Греции спустя год, а на другое утро прогремел взрыв в родовом поместье женщины. Мы слишком долго страдали, чтобы позволить им воссоединиться и начать мстить нам. У нас было своё право, на счастье. Это сделал мой брат. Мне стоило огромных усилий, чтобы найти его, погрязшего опять в долгах и покрыв его растраты предложить завершить то, что он когда-то не закончил с Жистеном. Амалия ещё несколько лет отказывалась стать моей женой и только когда поняла, что ничто больше нам не угрожает приняла моё предложение о браке. Однако мы продолжали держать всё в тайне от наших влиятельных семей. Поэтому я получил свою жену только после её смерти. Только её тело смогло быть рядом со мной. Теперь ты знаешь всю правду, мой мальчик. Ты вправе осуждать меня, но могу ли я просить тебя навещать нас иногда? Не забывай, что мы здесь. Только не приноси цветы как я просил тебя, ты ведь помнишь. Видишь сколько их цветёт вокруг нас и радуют наши глаза?»

Принц сложил письмо, положил снова в конверт и спрятал под альбом.

Беренис закрыла лицо руками и хранила молчание.

— Полагаю нам нужно время чтобы всё принять с вами, княгиня. – Осторожно сказал Кир.

— Ещё как нужно время. Ведь мы открыли с вами не просто тайну письма вашего брата. Теперь ясно, что он написал его не тогда, когда выстрелил в Жистена и Флоранс, а когда взорвал их обоих в доме. Мы размотали целый клубок, который привёл нас к неожиданной горькой и неприятной двум нашим семьям правде. Ох Амалия! Строгих правил мадам! Как же она задавала нам хорошей трёпки, особенно моей матери, ну а потом и мне доставалось, если что-то было не в ладах с её моральными принципами! И это та строгая уже немолодая женщина, которую я полагала скормили холодным молоком?

— Тоже самое я мог сказать о моём отце. Строгих правил вдовец, который всегда был придирчив к моим знакомым. Может поэтому я так и не решился никого привести в мой дом, чтобы представить, как мою избранницу.

Ставро закрыл двери беседки и повернув три раза серебряный ключ отдал его принцу.

— Итак, Беренис вы настаивали на моём сопровождении вас в поездке, мол ваша история будет более чем сенсационной. То, что случилось за все эти дни превысило все мои ожидания. Если я скажу, что сбегу куда-нибудь от вас и напишу правду в книге о двух влиятельных семействах – окажусь просто глупцом. Меня найдут в любой точке мира. Если скажу, что не напишу – солгу сам себе. Сожалею ли я о том, что был свидетелем того, что открылось моим глазам и ушам – ни в коем случае. Жизнь до этого момента в самом деле была более чем однообразной. Что скажите? Только не предлагайте убрать меня как свидетеля – не приму не при каких условиях.

Беренис с изумлением посмотрела на своего попутчика:

— Ну хоть имена вы ведь могли бы поменять? Да и мы бы рассчитывали на хороший полноценный роман от вас, дружище.

— К тому же у меня место ещё одному событию. Я хочу отыскать поместье Флоранс в Греции чтоб восстановить его. – Такого поворота событий точно никто не ожидал.

— Но зачем?

— Возможно это послужит примирением двух семей там на небесах? По крайней мере я что-то попробуй сделать для этого.

— Но мы забыли за один персонаж, который не выходит у меня с головы всё это время! – Воскликнул Ставро. — Кто та женщина, несметные сокровища которой мы видели в тайнике? Если бы узнать о ней что-либо!

— Ах! Вы об этом? Её имя Муза Парфянская. Римлянка, подаренная Октавианом Августом парфянскому царю Фраату. У моего непутёвого дяди была одна интересная особенность. Он не только бездумно тратил деньги семьи, но и страстно увлекался историей наших царей. Она была единственной женщиной, правившей как регент из династии Аршакидов. Было ещё большей странностью, что будучи погрязшим в огромных долгах он ни разу не вынес из тайника ни одной золотой монетки. Одна из последних его записей в личном дневнике повергла меня в недоумение, когда он написал, что её золотая статуя – это единственная женщина, которая вызывает у него умиление, восторг и преклонение перед её красотой.

— Так он был влюблён в её образ? – Изумилась Беренис.

— Боюсь, что всё так и было.

— Это будет больше чем книга! – Ударил себя по лбу с восторгом Ставро.

— Вы самого главного не знаете. Мой дядя годами не мог понять где же она сама? Неужели так просто покинула свою сокровищницу и исчезла навсегда, пока не стал приводить в порядок тысячи золотых предметов, просто хаотично лежащие кучей в одном углу.

И после многочасовой работы он понял, что побудило скрывать всем дорогим безделушкам все эти тысячи лет — большую ладью, украшенную мелкими сапфирами с закрытым верхом. Именно на ней были нацарапаны рукою царицы такие слова: «Если ты однажды влюбишься в мой образ – знай, что ты единственный, кто воспылал ко мне чувствами. Тогда я возрадуюсь на небе. Я сплю здесь внутри. Я сама захотела уснуть. Не буди меня. Просто повтори ещё раз, что ты влюблён в меня».

Руки мужчины и женщины

Это будет наш маленький секрет. Пусть даже мой непутёвый дядя знает, что никто не расскажет о месте её последнего пристанища, а вот о его необыкновенной любви к Музе Парфянской вы написать можете.

— Обещаю прислать рукопись до того, как она попадёт в редакцию. – Ставро пребывал в неописуемом восторге.

— Вот и славно, ну а я, когда завершу восстановление поместья Флоранс осмелюсь просить вашей руки Беренис.

Девушка с недоумением посмотрела на принца.

— Это нужно, чтобы восстановить нашим предкам доброе имя? — Стандартная вежливость далась ей плохо.

— Это был бы довольно веский аргумент, но я сын своего отца, а вы правнучка его жены. Поверьте, мне, я не рассчитываю на быстрый ответ. Мой отец был очень терпелив к женщине, которая была достойна его выбора, а я обещаю утроить моё терпение.

Турция. Анкара.

Клидерман Отто

12.11.2017

2 599 просмотров

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *